Склифосовский улыбнулся и тихо сказал:
— Не бойтесь меня. Я же сам пришел.
Они били его так, как не бил в свое время даже Юм. Расчетливо, жестоко, молча, делая акцент на каждом ударе. А он летал по фургону, как тряпичная кукла, и бормотал, продолжая улыбаться окровавленным ртом:
— Я сам пришел. Не бойтесь меня, я сам…
Следователь долго отпаивал его водой, прежде чем Склифосовский смог ориентироваться в пространстве. Когда он наконец посмотрел осмысленно, следователь сел за стол и открыл папку:
— Фамилия, имя, отчество.
— Склифосовский Владимир Петрович.
— Год рождения. Адрес.
Склифосовский назвал. Следователь долго писал что-то, а потом поднял на него глаза и сказал:
— Я слышал, что вы явились с повинной.
— Да, я сам. — Склифосовский проглотил кровавую слюну. — Я готов во всем признаться. И понести наказание.
— Ну хорошо. Вот вам ручка, бумага. Пишите все как было.
Руки не хотели слушаться. Ручка плясала и никак не хотела делать строки ровными. Два листа бумаги пришлось выбросить в корзину.
— Да вы не волнуйтесь. — Следователь улыбнулся одними губами. — Пишите спокойно.
— Да-да, конечно. — Склифосовский тоже хотел улыбнуться в ответ, но не смог из-за распухших, потрескавшихся губ. — Только вы простите, если будет с ошибками.
— Это ничего. Я уточню, если будет непонятно.
Через час он протянул следователю несколько исписанных листов. Тот долго читал, изредка задавая вопросы.
— Кто открыл Юму наручники?
— Не знаю. Он сам, наверно.
— У кого были деньги?
— У Юма и у Жени…
— Понятно. А кто убил водителя и сопровождающего?
— Мент или Грузин. Они вдвоем выходили. Точнее сказать не могу.
— Ченов не говорил подробнее, куда направится?
— Нет. Куда-то за Урал.
— Вот вы написали, что по дороге из Лосиноостровского выбросили пистолет в колодец. Почему?
— Не знаю. Испугался. Зачем он мне?
— А место описать сможете?
— Да. Там еще скульптуры были из дерева. И сарай недостроенный.
— Хорошо, распишитесь вот тут и поставьте число. — Следователь протянул бумагу и показал где.
Когда Склифосовский расписался, вызвали охранника и его повели в камеру.
Когда дверь за ним закрылась, люди, спящие на нарах, зашевелились, и на Склифосовского уставилось пять пар любопытных глаз.
— Здравствуйте, — неуверенно поздоровался он, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну здравствуй, здравствуй, хрен мордастый! — сказал кто-то, и пятеро мужиков засмеялись, разбудив шестого, который громко храпел на верхних нарах.
— Ну чего встал? — спросил длинный худой парень в одних плавках. — Проходи, ищи место. Правда, только под нарами осталось…
Все опять дружно загоготали. Склифосовский наконец оторвался от двери и сел на край нар.
— Курить есть? — послышалось откуда-то сверху.
— Не курю.
— Как зовут?
— Скли… — Склифосовский запнулся. — Володя, как Высоцкого.
— За что замели?
— Я сам пришел.
— Что?! — Все аж поспрыгивали с нар, кроме одного, которого разбудили, и он теперь снова пытался заснуть, отвернувшись к стене. — Ты чё, братан, шутишь?
— Нет, не шучу. — Склифосовский пожал плечами. — Бегать надоело. Это я недавно из-под «вышки» ломанулся.
Все замолчали и почему-то посмотрели наверх. А оттуда вдруг раздался до боли знакомый голос:
— Ну привет, Склиф. — Мент спрыгнул с нар, и ему сразу же уступили место. — Это правда, что ты сказал?
— Мент? Ты здесь? А как же… — Склифосовский весь как-то съежился под взглядом старого знакомого и опять почувствовал себя маленькой трусливой крысой.
— Что ты телишься? — Мент грозно засопел. — Это правда?
Склифосовский сжал пальцы в кулаки, поднял голову, как тогда, на бульваре, и, сцепив зубы, процедил:
— Да, правда.
И сразу полетел к двери через всю камеру. Больно ударился головой о дверь, но тут же вскочил под задорный свист и улюлюканье заключенных. Еще успел небольно ткнуть Мента кулаком в зубы, но тут же опять оказался на полу.
— Атас, братва, по нарам! — закричал кто-то, и все бросились врассыпную.
Дверь с лязгом открылась, и на пороге показался с парашей в руках Грузин.
— А-а, привет, хлопцы! — радостно воскликнул он.
— Теперь можешь спать на нарах, — тихо сказал Мент. — Теперь это тело будет парашу носить.
— Я не буду, — простонал Склифосовский, выплюнув два зуба.