– И вам редко удается гулять?
– Нет, отчего же, – живо отвечала Вера. – Я люблю гулять по парку, часто хожу в Березовку.
– Понятно, значит, местность возле железнодорожной насыпи вы знаете плохо? – задумчиво произнесла Петровская.
– Вы имеете в виду рощу?
– Да.
– Я там почти не бываю, – ответила Вера. – Там темно и густые заросли. А потом в прошлом году там видели волков.
– А ваш кузен знает эту местность? – допытывалась гостья.
– Конечно. Он не раз охотился в роще вместе с дядей. Эта роща так и называется Охотничьей, – пояснила девушка. – Там водятся даже кабаны.
– А вы… не станете ревновать, если я попрошу Михаила Андреевича проводить меня туда? – заглянула Петровская в глаза Вере.
– Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится, – несколько резковато ответила Вера, удивившись несомненной бестактности такого вопроса после столь недолгого знакомства.
– Вы не должны обижаться на меня, – извиняющимся тоном произнесла Петровская, дотронувшись кончиками пальцев до ладошки Веры. – Я до сих пор не могу прийти в себя после получения известия, что мой жених погиб, и часто не осознаю, что говорю.
Вышла Вера от гостьи с двойственным впечатлением. С одной стороны, она заметила у Петровской черты, которые ее почти отталкивали, а с другой – ей импонировало ее решение посчитаться с убийцами своего жениха, и было очень жалко эту молодую женщину, потерявшую любимого человека и столь безутешную в своем горе.
Иное впечатление произвела Петровская на Михаила. За обедом он сидел против нее, и взгляды, бросаемые им на гостью, были полны восторга и восхищения. Он явно любовался ее прекрасным античным лицом, ее фигурой и полной грудью, красиво обрисовывающейся под черным шелковым лифом. Эти взоры, конечно, не ускользнули от внимания Веры, испортив ей настроение и полностью уничтожив ощущение праздника, испытываемое с самого утра. Вместо него в душу заглянула стыдливая ревность и горькая досада.
А к гостье она теперь испытывала крайнюю неприязнь.
Обед прошел почти в полном молчании; Петровская была весьма сдержанна, почти не разговаривала, а обитатели замка не решались беспокоить ее беседами, помня о том, какие именно обстоятельства привели ее в имение. После обеда, сославшись на неотложные дела, старый барон сразу же ушел в свой кабинет, а Вера, когда они покинули столовую и обосновались в малой гостиной, передала кузену желание гостьи сопроводить ее в Охотничью рощу.
– С удовольствием отдам себя в ваше распоряжение, – с видимой радостью поклонился Михаил. – Валентина Дмитриевна, как вы смотрите, если мы поедем с вами верхом? – предложил он.
– О, это было бы замечательно! – воскликнула Петровская и тут же опечалилась. – Но у меня нет с собой амазонки.
– Это дело поправимое, – улыбнулся Михаил. – У Веры хороший гардероб, наверняка она захочет вам помочь.
– Боюсь, мое платье не подойдет госпоже Петровской, – с явным холодком в голосе заявила Вера.
– Вот как, почему? – слегка опешил молодой барон, рассчитывавший на полное согласие Веры.
– Я бы с радостью помогла Валентине Дмитриевне, но она много полнее меня, и моя амазонка может просто не подойти ей, – ответила Вера, с некоторой завистью кинув взор на грудь гостьи.
– Вздор, – заявил Михаил, не ожидавший от кузины сопротивления и с удивлением вглядываясь в нее. – Тебе просто жалко твоих французских платьев.
– Ничуть, – холодно ответила Вера.
– Уверяю тебя, на следующей неделе я тебе куплю с полдюжины платьев!
Вера пожала плечами:
– Мне это без надобности. Впрочем, делай что хочешь. А мне, прошу прощения, пора заняться хозяйством.
Девушка скорым шагом покинула гостиную, провожаемая двумя взглядами: один недоуменный, другой – понимающий.
– Ваша кузина просто образец домовитой хозяйки, – с еле заметной долей иронии заметила Петровская.
– Да, – задумчиво согласился Михаил. – Вся усадьба практически на ней. Прошу вас извинить ее за некоторую резкость, – добавил он. – Вероятно, она очень устала.
– Да, я понимаю, – мелькнули насмешливые искорки в глазах гостьи. – Теперь я уже и сама не хочу ехать верхом.
– Тогда пойдемте пешком, – предложил Михаил. – Роща, что вас интересует, находится совсем недалеко, а за ней как раз железнодорожная насыпь.
– Давайте пойдем к насыпи рощей, – предложила Петровская. – Вы ведь хорошо ее знаете?
– Конечно, – уверенно отозвался Михаил.
Какое-то время они шли молча. О чем думала Петровская, приходилось только догадываться, а вот думы Михаила были вполне явственны. Он думал о гостье замка и был полон восторга, что такая прелестная женщина идет рядом с ним, смотрит на него, невзначай касается его своим плечом. Волна чувств к ней уже захлестывала его и продолжала расти.
– Ой, как здесь много травы!
Михаил почувствовал себя виноватым:
– Да, роща порядком заросла.
– А теперь ступайте вперед и указывайте мне дорогу, – потребовала Петровская, когда они подошли к роще.
Пропустив его, она подобрала подол платья и, выверяя каждый свой шаг, пошла следом. Тропинка была едва различима, но Михаил шел уверенно, пользуясь только ему знакомыми ориентирами.
– Вы действительно прекрасно знаете свою рощу, – сказала сзади Петровская.
– А вы сомневались? – обернулся Михаил и не сразу смог оторвать взгляд от ее лица, покрывшегося нежным румянцем. – Ведь здесь прошло все мое детство.
– Вовсе нет, – ответила она, отметив про себя его взгляд. – А кто-нибудь еще знает этот лес так же хорошо, как вы?
– Пожалуй, отец, – снова обернулся Михаил, чтобы еще раз полюбоваться ее лицом.
– Наверняка еще и егеря? – уточнила Петровская.
– Мы давно уже их не держим. Железная дорога распугала крупную дичь. Осталось немного… Так что егеря нам теперь без надобности… Вот черт, – выругался он, останавливаясь.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила барышня.
Он обернулся и указал в чащу:
– Вон там, у березы – видите?
Петровская взглянула в ту сторону, куда указывал Михаил, и увидела бьющегося в траве зайца.
– Господи, заяц!
Михаил выглядел рассерженным:
– Опять этот сопляк расставил свои силки. Ну, я ему устрою…
Он подошел к зайцу, одной рукой взял его за уши, а другой принялся развязывать силки, в которых тот запутался. Потом опустил животное на землю. Заяц не думал убегать, казалось, что он не верил в предоставленную свободу, он слегка пошевелил длинными ушами, как если бы всерьез размышлял о случившемся, а потом, осознав спасение, кинулся прочь, петляя и выделывая замысловатые прыжки.
– Вы это о ком? – спросила Петровская.
– Есть тут один малолетний шалопай с березовских выселок. Силки ставит на нашего зверя. Я его как-то уже проучил, да, верно, мало. Придется ему припомнить урок.
– Он ворует вашу живность? – удивилась Петровская. – Так скажите исправнику, пусть его проучит.
– Я и сам справлюсь, – отмахнулся Михаил. – Кстати, этот паренек знает нашу рощу не хуже нас с отцом, а может быть, даже и лучше. Она для него, как дом родной.
– Да? – задумчиво спросила Петровская. – Где, вы говорите, Мишель, он живет?
– На выселках, в полуверсте от деревни Березовка.
– И как его зовут?
– Сенька. А почему вам это интересно? – удивился молодой Дагер.
– Ну-у… Может, он что-то знает или видел кого-нибудь из посторонних, – непринужденно ответила Петровская. – И как вы только видите эту тропинку? – удивленно спросила она, явно желая перевести разговор в другое русло. – Вот я ее совсем не вижу.
– А как часто, сударыня, вы намерены ею пользоваться? – поинтересовался Михаил.
Худенькие плечики женщины распрямились, отчего ее высокая грудь слегка колыхнулась, заставив Мишеля заволноваться еще более.
– Думаю, довольно часто.
– Тогда я прикажу расчистить ее для вас.
– О нет, не нужно, – с испугом воскликнула Петровская. – Я надеюсь отыскать какие-нибудь следы убийц моего жениха. Ведь его вещи были ими выброшены из вагона где-то здесь…