Это было первое впечатление, противоестественный восторг быстро прошел. И вот, когда я стал понимать, что Мальвины это не самая стильная одежда на свете, и более того, в них ходят только мудаки — я догадался, что прихожу в норму. Бытие определяет сознание.
И вот, непонятно каким образом, я оказался на репетиции Жени Галченко — лидере группы «Вера Скотинина». Галча всегда оставался романтиком, и не чурался сложной темы любви в своих произведениях:
Ты ушла мне оставив на память
Насекомых лихую семью.
Но возьму я баллон с дихлофосом,
И на них направлю струю.
А белье на котором мы спали,
Я не выброшу и не сожгу,
А отправлю тебе по почте —
Ведь иначе я жить не могу
Хорошо что ты ушла!
Шалалалала!
Репетиция проходила в том же Юбилейном, хотя есть мнение, что это должен быть концерт. Впрочем, не важно. Точку для репетиций любезно предоставил Лева МС — автор множества стихов и песен. В зале сидели люди. Особо приближенные. Надо заметить, что нахождение на репетициях, в гримерках и за кулисами, считалось у уважающей себя околомузыкальной тусовки обязательным. Как клубная карта в престижное закрытое заведение. Среди сидящих находился и Сергей Горбачев — Gorby, который впоследствии принимал активное участие во всех совместных проектах. В то время Gorby руководил ансамблем под названием КПСС (Контора Панков Советского Союза). В частности, в недрах этого коллектива был взращен наш уральский Малевич, снежинский экстремальный концептуалист. Он написал песню вот с такими словами:
И вот я беру микрофон,
Но мне нечего вам сказать.
И на этом все…
В Юбилейном тогда тусовался Слава Гвоздь и Паша Яковлев — певец здорового эротизма:
Ты опять доволен собой,
Ты рвал ее на части, ты радовал свой хой
Паша Яковлев бросил вызов миру, переименовав свой коллектив из ООН в АЭС.
Так вот, мне всучили бас-гитару и заставили играть. А я ведь кроме лопаты уже давно в руках ничего не держал. Играли главный хит «Веры Скотигиной» — Ощущений. Пальцы плохо слушались, но я очень старался. Иногда попадал в ноты, и по понятным причинам, вакантная должность бас-гитариста в коллективе «Вера Скотинина» досталась не мне. Хотя я не нее и не претендовал.
Это было лето 1991 года. Мирошник пытался заработать миллион, продавая матрешки на Арбате, Андрей Дудник яростно экспериментировал с веществами, группа Devilry была просто очень крутой. Какие-то два года навсегда изменили баланс наших взаимоотношений. Ну а больше в 1991 году ничего интересного не произошло, и я, с вашего позволения, перенесу вас в год 1992…
Главным событием того лета стал двухдневный рок-фестиваль, который проходил 29 — 30 июля во дворце пионеров имени Комарова. В этом храме поделок из фанеры трудился дворником Егор Лаврентьев, повторяя тернистый путь кумиров, которые тоже любили некоторое время побыть пролетариями.
Выступали следующие коллективы:
29 — Вера Скотинина, СД (Сезон Дождей, а не фошысты, как можно было подумать).
30 — Los Losinos, КПСС и Гвоздь.
Коллектив Los Losinos, в отличие от остальных, был собран специально под это мероприятие. В состав входили: Мозин, Лобанов, Зверев и Дудник. Драм-машиной Лель, которую как обычно позаимствовали у Игоря Жукова, управлял Гоша Цветков. Тут стоит заметить, что все эти люди предпочитали нашей православной водке другие вещества. Это придавало им ореол бунтарей и нонконформистов. Алексей Мозин вообще, в первый, и в последний раз взял тогда в руки бас-гитару.
Но музыка у этого проекта была не главным средством художественного самовыражения. Главным были лосины. В этом и заключался нехитрый концепт. Молодые люди с голым торсом — и в лосинах. Причем выступать в леопардовых — считались круче, и за обладание ими, внутри коллектива развернулась нешуточная борьба.
Лично у меня выступление Los Losinos оставило гнетущее впечатление, такое, как у деревенского подростка-свинопаса, оставил бы трек Joy Division — She’s Lost Control.
Не обошелся этот концерт и без классических рок-энд-рольных безумств. Вокалист группы СД Смагин, вышел к микрофону на костылях. Это должно было подчеркнуть его яркую индивидуальность. Но случайно зацепил этими аксессуарами софит, и вывел его из строя. Руководство дворца пионеров негодовало. А для историков, которые, вне всякого сомнения, будут изучать феномен снежинского рока, приведу несколько строк, великодушно оставленных потомкам группой СД:
У меня на столе стоят сапоги
Я смотрю на них, они словно враги
Гвоздь привнес в это музыкальное событие свою изюминку, исполнив песню, пропитанную нешуточным бунтарским духом:
Ты пришла ко мне, я тебя не ждал,
На твоих губах не помада, а кал…
Ну а главным событием осени 1992 года стал выпуск альбома группы Быдло — «Алексей Белозеров и группа Барабан». Эта запись стала в Снежинске очень популярной. А дело было так…
Владимир Мирошник, устав покорять столицу, приехал на Синару. Лето он провел с Рашидом Николаевичем Зубовым и Сергеем Истоминым. Они пили спирт Рояль и слонялись по берегу озера. Иногда их видели ищущими там алмазы. К осени Мирошник пришел в себя, и мы с ним решили записать альбом. Методика отбора оптимального состава музыкантов была проста:
— Rock-n-Roll можешь? — Задавал Мирошник вопрос претенденту на должность гитариста.
И тех, кто играл без огонька — безжалостно отсеивал. В результате этого эффективного теста были выбраны двое — Джаз (соло гитара) и Джойз (бас). Барабанил Слава Гвоздь. По стульям, коробочкам и тазам. Вообще, Гвоздь был отличным ударником. Шумовыми эффектами заведовал Алексей Белозеров (добрый одноклассник Мирошника и Луцюка), собственной персоной. А вообще, на записях периодически присутствовали совершенно разные люди. В одной из композиций умудрился отметиться даже Дмитрий Славянский. Он прочитал стихотворение «Молодой солдат стройбата», под чарующие звуки блюзовой импровизации исполненной Джазом:
D F# D F#
Молодой солдат стройбата, весь от горечи рыдая
D F# D F#
Заскочил вдруг в инкубатор, громко матерно ругаясь.
D F# D F#
Сапогом прошёл по яйцам, что птенцов родить готовы
D F# D F#
В рот засунувши два пальца, свистнул громче постового.
И руками слёзы мазал по щекам своим небритым,
Что на стрельбище промазал и угробил замполита…
(играется умеренно . блюз).
Работали с упоением. Всем нравилось то, что получается. Я старался сделать хороший звук. Долго отстраивались. Делали много дублей. Уставали. Но дело двигалось. В конце-концов запись была закончена. Я в последний раз капризно попенял Джазу за лажу, но уже для проформы. Альбомом мы все были довольны.
Первые 20 секунд записи отсутствуют. Их зачем-то уничтожил Максим Комар, который выпросил мастер-копию альбома для перезаписи.
В те годы центром музыкальной тусовки была каморка, где репетировал Женя Галченко. Она находилась в здании танцевального зала «Ритм», который, вы не поверите, раньше назывался «Темп». На входную дверь каморки Галчи было прибито настоящее лосиное копыто. И даже не копыто, а скорее голень. Из-за него, копыта, у Галчи были проблемы с ментами, которые пытались заставить убрать копыто с двери, но вескую причину придумать не могли. Дверь смотрела на лес, в глаза все это дело не бросалось, а факт нарушения закона был более чем иллюзорен. Да, те времена были для России периодом настоящей свободы. Эти дикие девяностые…
Так вот, мы с Мирошником отнесли к Галче на точку бобину с нашим альбомом, и водоворот повседневных забот на какое-то время увлек нас за собой.