Прошло, наверное, дней пять, и мы с Володей, в один из темных осенних вечеров, пошли к Галче на базу. Просто скоротать вечер. И уже на подходе к «Ритму» (бывший «Темп»), услышали знакомые аккорды: в холодном ноябрьском воздухе плыли звуковые волны «Алексея Белозерова и группы Барабан». В самой же донельзя накуренной каморке, у бобинника сидел Галча в окружении каких-то девочек, и все слушали наш альбом. Когда пленка заканчивалась, ее перематывали и воспроизводили вновь. Восторженные девицы представляли романтичных длинноволосых красавцев с белыми гитарами в руках. И увидев авторов воочию, даже расстроились. Образы не совпали. Мой точно. А к Володе интерес со стороны барышень не ослабевал весь вечер. Таким образом, слава, и все сопутствующие ей радости, обошли меня стороной.
Год 1993, в плане музыкальных прорывов и свершений, был не урожайным. События, конечно, происходили, но как-то не запомнились. Да и хлопоты были. Приятные. Мы с Мирошником решили кардинально поменять свою жизнь и уехать в сиятельный Санкт-Петербург. Чтобы ходить по набережным в цилиндрах и ангажировать молодых гимназисток.
Родителям объяснили свое решение жаждой новых знаний, которые, несомненно, пригодятся нам в последующей самостоятельной жизни. И вот, летом 1994 года, два молодых уральских провинциала прибыли в Питер. Из Москвы, где потерпели фиаско с поступлением в кулинарный техникум. Да, мы мечтали стать хлебопеками.
Красоты Исаакиевской площади, державное течение Невы и ветер, который пах морем, покорили меня навсегда. И я, как многие другие, решил связать свою жизнь с Санкт-Петербургом. Не все сложилось гладко, но я не жалею об этом решении.
И вот, забросив сумки в общагу, мы с Мирошником вышли в город. Просто пройтись по Невскому. С целью ознакомления с будущим ареалом обитания. Ведь поселили нас на Фонтанке, в пяти минутах ходьбы от Гостиного Двора. А какой уралец гуляя по Невскому не зайдет в этот магазин-музей?
В Гостинке было суматошно. Толпа зевак проплывала мимо витрин, а вот покупателей почти не было. Незнакомые люди шли нескончаемым потоком, и вдруг мы столкнулись лицом к лицу с Gorby. И стоило вставать с лавки у Луча, два дня ехать в поезде, чтобы в первый день новой жизни увидеть все того же Сергея Горбачева?
Мы немного поболтали и разошлись. У каждого из нас были свои личные планы и дела. Но весной 1995 года, благодаря судьбоносному стечению обстоятельств, на окраине Петербурга, в общежитии Института Киноинженеров встретились Сергей Горбачев (Gorby), Слава Гармашев (Сизый), Максим Комар (Крамник), Алексей Мозин (Химик) и я ( Шуряй).
Эта случайная встреча явила миру продукт художественного переосмысления окружающей реальности — альбом группы «Весенние Синоптики».
Необходимо сделать ремарку. Петербург тогда уже начал отходить от кислотного бума, но по-прежнему, в каждом уважающем себя общежитии, эта космическая жидкость была доступна за смешные деньги.
И вот, в состоянии сильно расширенного сознания, все присутствующие сели писать альбом. Выглядело это так:
Максим Комар ритмично бил кулаком в картонную коробку и пел скрипучим фальцетом. На заднем плане. Сизый просто поскрипывал дверью в такт, глаза его были устремлены в сияющие дали, Алексей Мозин (тертый калач) играл на бас-домбре, Gorby — на гитаре, а я собирал жемчуг в космических лугах и переводил его в звуки посредством голосовых связок. Удивительно, но получилось очень даже ничего.
И еще одно важное событие произошло в этот день — Сизый потерял стержень. Ему показалось мало, и он пошел к Координатору за новой порцией кислоты и рассказал ему о дисбалансе такого важного, в незаконной фармацевтике, параметра, как «цена-качество». Координатор, привыкший к такого рода монологам, прописал Сизому лекарство от жадности — то есть продал кислоты много, и высокой концентрации. Причем об этом своем меценатстве скромно умолчал…
Сизый потом сидел одетый в куртку на стуле. Иногда вздрагивал, открывал мутные глаза, потирал руки и снова погружался в кошмары небытия. Время от времени открывал рот и жалостливо шептал:
-Шуряй, Шуряй, у меня стержня нету…
Мы уже не знали что делать, но Сизый вдруг встал, и на удивление уверенно переставляя ноги отбыл. Ему даже удалось проникнуть в метро. Правда, со второго раза. Но это уже к музыке отношения не имеет.
Внезапно наступила весна 1996 года. В то время мы довольно часто проводили уик-энды на улице Димитрова, что живописно расположилась на самой окраине Купчино. Там, аж в двухкомнатной квартире, проживали две девочки — Лена Постнова и Ира Кошевая. И у них дома мы обнаружили прибор, который с большой натяжкой можно назвать синтезатором. Yamaha SHS-10. В народе такие приборы называются «расческами».
В те времена всё, что могло хоть как-то извлекать звук, рассматривалось нами как средство для создания новых художественных образов. А тут аж целый синтезатор. Понятное дело, что мы его выпросили на какое-то время, и сразу приступили к разработке концепции будущего альбома. После непродолжительных дебатов, решено было сосредоточить творческую энергию на ядерной физике и связанных с ней процессах. Благо, тоскливые завывания этого инструмента, действительно вызывали в воображении яркие образы апокалипсического будущего нашей планеты. Проект назвали — «Голубые Медиаторы».
Так как фальцет и скрип дверью не гармонировали с концепцией будущего альбома, Максим Комар и Слава Гармашев к участию в записи допущены не были. К тому же Сизый, озабоченный поисками пропавшего стержня, срочно отбыл на Урал.
Yamaha SHS-10 похож на синтезатор только на картинке, на самом деле он очень маленький, почти игрушечный. И клавиши тоже далеко не полноразмерные. И вот мы с Gorby, мешая друг-другу, в четыре руки пытались что-то наиграть. А ведь лажать при записи было нельзя, это вам не цифра, дорогие друзья, потом не отредактируешь. Несколько дней мы напряженно репетировали, пока в один из вечеров прослушивание записанного материала не принесло нам, наконец, эстетического удовлетворения.
Дальше дело пошло веселей. Приноровившись к инструменту, мы стали импровизировать и даже применять спецэффекты. К примеру, имитация космических бурь была сделана при помощи шипения баллончика дезодоранта. С первого дубля была записана моя любимая композиция «Ромалэ Вселенной». В честь нее, 15 лет спустя, назвали общество любителей фантастики. В Тюмени.
Примерно через неделю, альбом проекта «Голубые Медиаторы» под названием «Ядерная зима», был готов. И он, как ни странно, сохранился. Правда качество записи оставляет желать лучшего. Интересны колебания, которые оставила «Ядерная зима» в юниверсуме. Некоторые люди, ковавшие ядерный щит, роняли скупую мужскую слезу при его прослушивании. Да что там! По слухам, сам Вова Синий дал «Ядерной зиме» сдержанную позитивную оценку.
В 1997 году я купил свой первый компьютер. Жесткий диск 120 Мб, процессор 40 Мгц и 8 Мб оперативной памяти. Несколько месяцев вникал в этот программно-аппаратный комплекс, а когда немного освоил, то поставил программу для создания музыки — Impulse Tracker.
Интерфейс, в котором проходил процесс написания музыки, выглядел как колонки с буквами и цифрами. Программа была написана в Ассемблере. И как я только в этом разобрался? В этой чудесной программе я наваял некоторое количество треков. Вспоминая их сейчас, я понимаю, что художественная ценность продукта стремилась к нулю. Но на музыку это было немного похоже. Как настоящий говнарь я страдал оттого, что музыка есть, а спеть под нее — нельзя. Не позволяли технические возможности. Но решение-таки было найдено.
Тем летом меня, Надежду Резникову и Gorby отправили в поселок Волосово для прохождения практики. Православие этот населенный пункт почти не задело. Большинство общественных мест называлось в честь Богов древнерусского языческого пантеона: парк Велес, площадь Перуна, магазин Ярило. Процветали народные промыслы, всякие берестяные и деревянные изделия. Хор жителей Волосово с упоением исполнял гимн своей малой Родины: