<p>
Очередной переезд и упаковка вещей. Привычно сортирую и отбираю. Часть безжалостно выбрасываю. Никогда не жалел старье. Если меняешь каждые три-четыре года место жительства, то устаёшь таскать за собой никому не нужный хлам.
Хотя в этот раз я мог только упаковать то, что забираю с собой, но сработала давняя привычка устраивать «генеральную уборку». Эта квартира принадлежала раньше деду и нам с отцом перешла в наследство. Когда родителя перевели служить в этот город, мы обосновались на дедовской жилплощади. В тот год я только поступил учиться в университет. А последний курс доучивался уже без опеки отца. Того в очередной раз отправили на новое место службы. Отец обещал, что это будет последний перевод. Дальше продолжать военную карьеру подполковник Рубцов не планировал.
Я мог бы остаться в этом городе. Квартира у меня имелась. Но все равно я решил перебраться к отцу. Привык. Этот год, что жил один, очень скучал.
Своего папу я не помнил. Он умер, когда я был грудным младенцем. И вся нагрузка по воспитанию и уходу за малышом легла на плечи молодого альфы-отца.
Не знаю почему, но отец так и не привёл в дом омегу. Порой от него пахло омежьими духами, да и другие признаки «сексуальной жизни» я замечал. Но «новый» папа-омега у меня так и не появился. Отец со всеми проблемами справлялся сам. Конечно, пока я был совсем мелким, мне нанимали няню. А позже всегда находились соседи, что готовы были присмотреть за ребёнком.
Мои первые детские воспоминания были примерно четырёхлетнего возраста. Отца тогда перевели служить в Лизган. Местечко ещё то. Практически граница с соседним государством. Рано утром можно было видеть на горном хребте пограничников. Ближе к обеду, в самое пекло, все предпочитали засесть в тени. Прямо от подножия гор начиналась пустыня. Не такая, как на классических картинках о пустынях. Барханы, конечно, были, но покрытые скудной растительностью: верблюжьей колючкой и прочими низкими кустарниками.
Рядом с границей кто-то из военных умников решил расположить антенное поле и при нём воинскую часть. Естественно, что и семьи офицеров жили здесь же. Крохотный посёлок на два десятка домов был обнесён высоченным забором.
Дома те были построены примерно за пятьдесят лет до того момента, как мы с отцом туда переехали. И примерно столько же времени эти строения не ремонтировали.
Вообще-то стиль зданий был, мягко говоря, странным. Высоченные потолки, широкая терраса у каждого дома и помпезная колоннада. Четыре толстенные колонны поддерживали козырёк над верандой. Та в свою очередь была окружена декоративными цементными балясинами. Эдакая псевдороскошь в цементобетонном варианте.
Со временем все декоры облупились, раскрошились и приобрели непрезентабельный вид. Деревянные настилы веранды народ латал подручными средствами. Колонны тоже обмазывали штукатуркой и как-то пытались поддерживать дома в относительном порядке.
Первое, что я сделал – это проверил расстояние между балясинами веранды. Хотел весь протиснуться, но поместилась только голова. Когда же я захотел вернуться обратно, то ожидаемо застрял. Уши затормозили.
Солдаты ещё сгружали наши вещи, а я уже стал знаменитостью в посёлке. Вытаскивали меня из балясин, как говорится, всем миром. Я ревел.
Омеги сразу вникли в ситуацию. Спешно увели, чтобы переодеть, покормить и успокоить. Кто-то чуть позже принёс старую рыболовную сеть и задрапировал ею балясины веранды. Впрочем, через день меня уже выпутывали из сетки.
Тем не менее, омеги оптимистично заверили молодого лейтенанта, что за ребёнком присмотрят. Как такового детского сада в посёлке не имелось. Не нужен он был. Уйти куда-то за пределы части дети не могли. Те, кто был постарше, всю неделю жили в интернате при школе где-то в городе, и только на выходные их привозили к родителям. А за мелкими присматривали все омеги, не делая различия между своими и чужими детьми.
Условия службы были тяжёлыми, и это только сближало офицерские семьи. Самым трудным было отсутствие воды. Раз в день насосы подкачивали из какого-то арыка техническую воду. И в течение часа нужно было успеть набрать её во все подходящие ёмкости.
Этой водой потом мылись сами, использовали для уборки, поливали скудную растительность и прочее. Для посуды её тоже брали, но потом все тарелки споласкивали ещё в марганцевом растворе.
А по вечерам приезжала водовозка с питьевой водой. Отец обычно заполнял канистру. Но если получалось, что он был на дежурстве, то воду для питья не успевал набрать. Оттого с утра приходилось идти по соседям с чайником. Этому никто не удивлялся. Охотно наливали питьевую воду.
Отца жалели все. Я был подвижным и шустрым ребенком. Помню, как в один из вечеров отец только закончил стирку и присел передохнуть, а тут меня ведут грязного домой.
– Дядь Витя, дядь Витя! Ваш Аля в лужу упал! – с восторгом сообщили отцу соседские дети.