— Бад, Фикус, ковбой — без обид, но вы сейчас выглядите, как перепуганные суслики. — Клэм шутовски развел руками. Ветер лепил из пыли крылья за его спиной. — Не думаю, что от вас будет в предстоящей акции какой-то прок. По-видимому, вы оказались из менее крутого теста, чем я полагал ранее.
Лейтенант с усилием перевел взгляд с переливающихся странными цветами камней далеко в выжженной черной пустоши на самодовольного брюнета.
— О, Клэм, прости, ты что-то говорил? Я слышал только ополоумевшее бормотание, доносившееся откуда-то, и больше ничего.
— Главное оружие душ, застрявших между миром людей и Преисподней — это их сущность. — Доктор говорил медленно, будто через силу. Словно кто-то пытался заставить его перестать.
Клэм обезоруживающе улыбнулся.
— Парни, не поймите меня неправильно, я в этом вместе с вами — не то, чтобы у крыльца стоял мой личный телепорт, который отвезет меня в сверкающий город на холме. Ничего такого. Просто делюсь наблюдениями.
Лейтенанту показалось, что земля под ногами слегка подрагивает. Но в этом не было ничего удивительного — вокруг была сейсмически неблагополучная зона. Он уже сталкивался с такой когда-то. Чтобы не упасть, ему пришлось встать на колени.
— А неплохой у тебя нильфгаардский, ковбой, — заметил Клэм, усмехаясь. — Но он не идет ни в какое сравнение с нормальным табачком восемнадцатого века. Там у меня проживают все настоящие поставщики. Чарльз Вэйн — вот это был человек, слыхал про такого?
— Ты никогда не был в восемнадцатом веке, Родни, помолчи, — Бад тревожно оглядывался, вцепившись в автомат, на лбу и руках набухли огромные вены.
— Я готов был выслушивать приказы только от своего отца, десантник, — надменно упер руки в бедра Омни Гидрар — или кто-то, очень на него похожий. Лейтенант вдруг с удивлением понял, что не чувствует своего тела. — А кем был твой?
— Мой отец?.. — Губы Бада едва шевелились. — Насколько я знаю, тот умел делать двадцать вторым ровные дырки в жалких койотах; за это его и полюбила моя мать, знавшая о заветных двухсот двадцати трёх. К несчастью, сынок не чувствовал разницы между пять сорок пятым и «Ремингтоном» — и, почувствовав дрожь в руках вместе с дулом румынского АК-47, папаша решил свалить подобру-поздорову.
Он резко замолчал.
— Что я несу? Я вообще не помню своего отца.
— Души нематериальны, — Чумной Доктор стал говорить какими-то краткими, рублеными предложениями. — Их форма жизни — скорее плазменная. Как у демона-ракшаса. И они могут… Контролировать окружающие тела. Вселяться в них. Заставлять говорить и действовать. По своей воле. Согласно своему пути.
Клэм вроде бы тонко, заливисто рассмеялся совершенно чужим голосом.
— За последние несколько сотен лет, — сказал Лейтенант, потому что губы шевелились независимо от его желания, как он ни сжимал челюсти, — я знала ребят из Белой Розы. Они мертвы. Я знала Пиратов Эдельвейса и Эдварда Тича. Они мертвы или в Чистилище. Я знала даже людей из Красной Капеллы и настоящего полковника Штауффенберга. Их нет. Так что можете представить мои чувства, когда на последних метрах перед вечным забвением я получила эту замечательную возможность? Это прекрасное здоровое тело? Этого отличного влюбленного идиота?
— То, что не имеет формы, называется путем, — согласился Чумной Доктор, в его голосе трепетали, разворачиваясь, какие-то незнакомые раньше эмоции. — То, что имеет форму, называется инструментом. И мне правда очень, очень нравится мой инструмент! В машину!
Дальнейшее выпало из памяти практически полностью — новые хозяева тел не позволяли запоминать происходящее. Слышно было, что автомобиль ревел, с болезненным кашлем переходя с передачи на передачу — души не отличались искусными навыками вождения. Темная громада Врат Ада как-то быстро отпрыгнула на линию горизонта, и это было понятно, им нужно было оказаться как можно дальше от Преисподней, такой точкой на этом плане был Город-минус-один, а шоссе 410 практически совпадало с проходящей через него хордой.
Ничего удивительного, что души, обретшие новые тела, стремились в Город — судя по всему, они не отличались мирным нравом, а на темных улицах было кем поживиться. Репутация же команды Бада была такова, что ракшасы могли веселиться в их облике еще очень, очень долго.
— Это конец, — сказал, ни к кому обращаясь, Лейтенант в редкие моменты ослабления контроля за его мышцами. Он полулежал на заднем сидении, больно воткнувшись острыми коленями в спинку переднего сидения. Рядом валялся обессиленный Чумной Доктор, впереди сидели «Бад» и «Гидрар».
— Не совсем, как я думаю, — прошептал Доктор. — Я вижу, что Омни пытается бороться, пока безуспешно, но он и не думает сдаваться. Его сила и вправду велика!
— Какая сила?
— Мы бороздили океаны, когда вы, сопляки, еще были спермой в мошонках своих далеких предков! — прогрохотала, обернувшись, душа с чеканным лицом Клэма. — Твой дерзкий приятель думает, что может мне противостоять. Лучше бы ему заткнуть свою пасть и смириться, тогда, возможно, я позволю ему думать свои смешные мысли в моей голове, скажем, полчаса в день!
— Зря вы это затеяли, — изобразил слова Лейтенант, потому что над лицом у него уже не было власти. Зато он сумел показать ракшасу пальцем правой руки, насколько зря. И тут же потерял возможность видеть, потому что чужая душа проснулась у него в мозгу.
В следующий раз он очнулся от крика. Кричали все, разом, внутри и снаружи машины. И он сам тоже кричал — хриплым и протяжным воплем.
Автомобиль стоял — в окна была видна неподвижная улица, но очень плохо, потому что окно было заляпано чем-то темно-красным и густым. И в машине, похоже, кого-то не хватало.
— Фикус! — дверь распахнулась, внутрь сунулась страшная морда с текущей из глаз и носа кровью. — Давай, Зеленый!