Выбрать главу

   - Какого... - тут к ним подошел один из неГоворящих с окровавленным плечом и слегка склонился над охранником, покачивая топором. - Ну сколько я работаю, так каждый день, а я тут уже три с половиной года...

   - Три с половиной года... - прошептала Шталь. - А как у вас с продажами?

   - Что?

   - Есть вещи, которые не продаются уже много месяцев? Ну конечно же есть! Витрины, техника... Как зовут?!

   - Леша, - охранник с легкой надменностью постучал по своему бейджу.

   - Да не тебя, этого деда! Как его зовут?!

   - Почем мне знать, он мне не родственник! - охранник, глядя на топор, начал осторожно отползать в сторонку. Эша развернулась к неГоворящему.

   - Вы можете как-то связаться с теми, кто ушел наверх?

   - Зачем?

   - Они не должны искать здесь вещь Лжеца. Ее тут нет. Нужно...

   - Шталь, они все равно вначале приведут сюда людей, так что ты сможешь прекрасно сказать им сама, - буркнула Орлова от дверей.

   - А почему вы не воспользуетесь запасными выходами? - простодушно спросила Эша. - В магазинах такого типа должно быть несколько выходов. Товар же не завозят через центральные...

   - А мы, дураки такие, и не подумали об этом, пока ты не сказала! - съязвил Слава.

   - То есть, выходов нет? Куда ж они девались?!

   - Выходы есть, но к каждому сползлось столько люстр, что мы там не пройдем, - сообщил длинный неГоворящий. Эша приподняла брови, потом покосилась на Электрика, лицо которого после сказанного скомкалось в гримасе злости, но объяснять что-либо он не пожелал. Здание с громким вздохом снова накренилось, мимо по вестибюлю промчался косяк тележек и врезался в одну из балок. Ожившие динамики издали грозный вопль, похожий на сигнал наступления, который тут же оборвался и мгновением позже продолжился болезненным возгласом Таможенника, который оторвал от предплечья впившуюся в него крошечную золотую змейку и отшвырнул прочь. Не выдержав Шталь начала медленно пятиться, тряся головой и прижимая ладони к щекам. Вещи сошли с ума - все вещи здесь сошли с ума, но их безумие весьма избирательно. Они не нападают друг на друга. Они такие разные - и все равно не нападают друг на друга. Ей вспомнился недавний сон - страшный мир, где не осталось ничего, кроме вещей. Ни единого человека. Что, если этот сон начинает сбываться? Что если скоро все люди пойдут в утилизацию? Вещи переработают их на топливо, на стройматериалы, на части декора, иных просто съедят?

   Внезапно пол вздрогнул, и Эша ощутила, что он начал медленно подниматься, словно они находились в огромном лифте. Здание продолжало качаться, но уже не так сильно, в толчках чувствовалась некая целенаправленность, и прежде, чем Шталь успела озвучить то, что думает по этому поводу, Слава изумленно произнес:

   - Что это такое, дом встает, что ли?

   Раньше такое предположение было бы ею беспощадно высмеяно, но только не сейчас и не после домишки-амебы. Эша тут же живо представила себе огромное здание супермаркета, с треском выбирающееся из своего бетонного ложа и шествующее по городу, сверкая оконными шипами и ловя дверными челюстями подвернувшихся прохожих. Она схватилась за свой хризолит, но тот был безмолвен. Именно тогда, когда ей не помешала бы хоть капелька благоразумия, хризолит оказался без чувств. Эша ощутила легкий всплеск злости к своему талисману. Вообще-то это ей бы полагалось находиться без чувств, а хризолиту в кои-то веки чего-нибудь сделать! Когда-то в обители Домовых вещи помогли ей - но у тех были мечты, а у этих - только кошмары. Разве возможно склонить их на свою сторону или, по крайней мере, предстать для них чем-то безобидным и неинтересным? Эша никогда особо не верила в успех тех, кто пытается усадить разбушевавшегося монстра на кушеточку и завести с ним пространную беседу о тяжелом детстве и дефиците внимания окружающих. Тем не менее, Шталь привалилась к переборке, предварительно уверившись в отсутствии у нее хищных наклонностей, и закрыла глаза, попытавшись почувствовать хоть что-нибудь.

   Вначале ничего не было - ни ощущения здания, ни ощущения каких-либо вещей - полная пустота, словно она вновь оказалась в "Березоньке", лишившей вещей их голосов. А потом нахлынула вдруг такая мощная волна злобы, что Шталь, охнув, рухнула на колени и тут же от очередного толчка повалилась набок. Кто-то тронул ее за плечо, и она, с трудом приоткрыв глаза, различила над собой непроницаемое лицо Орловой, подернутое легким красноватым туманом.

   - Ты чего?

   - Оно злое... - пробормотала Эша и, завозившись, попыталась сесть, но голову тянуло вниз, словно та непонятным образом стала весить больше, чем все шталевское тело. - Оно ужасно злое...

   - Да что ты?! - Алла улыбнулась ей улыбкой сдержанно-вежливой акулы, протянула руку и резким рывком переместила шталевскую возню в вертикальное положение. - А на вид и не скажешь.

   - Я еще никогда не ощущала столько злости!

   - И как это может нам помочь?

   - Ну, думаю никак.

   Алла, махнув рукой, отошла, а Эша снова попыталась погрузиться в ощущения. Вновь с беззвучным ревом вздыбилось и налетело цунами злобы, но на этот раз она была готова и устояла на ногах, а злоба бурлила вокруг, и она ощущала все ее оттенки и переливы - злоба многих существ, диких, хищных, одиноких, никогда никем не любимых и даже не знающих, что это такое, но сполна изведавших презрение и оскорбления. Их трогали, постукивали, открывали, заглядывали им внутрь, нажимали на кнопки, оглаживали сомневающимися взглядами - и уходили прочь. И только один всегда возвращался - снова и снова - и вместе ним всегда возвращалась ненависть. Он ходил по всем отделам, смотрел на витрины, смотрел на товар в зале и выплескивал, подобно рвоте, все свои негативные эмоции. И недавно вместе с ним пришло что-то еще...

   Кипящий океан злобы начал распадаться на бесчисленное множество мелких ручейков. Источники одних были близко, других - где-то далеко наверху, и только один был словно везде, и злоба его стекала, как водопад по стенам круглого ущелья. Она была слегка иной, странно двойственной, и Эша ощутила вдруг, что нечто, источающее эту злобу, определенно сбито с толку. Существо словно не могло решить, кем оно является. Нет, оно определенно было чем-то хищным, живым, оно желало двигаться, ему природой было предназначено нападать и убивать двуногих мелких созданий, снующих в его нутре и столпившихся перед ним на улице...

   ...но они ничего не покупают, почему они ничего не покупают, все приходят, чтобы покупать... не смотрят товар, и тележки лежат пустые, и молчат сканеры... я нехорош для вас, мой товар вам не годится?.. почему они ничего не покупают?..

   Магазин определенно сохранил остатки своей первоначальной природы, их было еще довольно, и это окончательно сводило его с ума. Очень трудно быть одновременно и магазином, одной из основ существования которого являются покупатели, и кровожадным существом, желающим этих покупателей съесть и тем самым лишить их возможности что-либо купить. Шталь попробовала "объяснить" магазину, что он является только магазином и ничем иным, в злобе ей почудился всплеск легкого недоумения, а в следующее мгновение она снова оказалась на полу. На этот раз ей пришлось вставать самостоятельно - ейщаровские сотрудники были слишком заняты ситуацией, а прочие - самими собой. В голове постукивал крошечный барабанный оркестр, кроме того, она чувствовала себя невероятно уставшей, а когда Эша провела ладонью по носу, то обнаружила на пальцах кровь и испугалась. В плотоядном домишке кровь носом пошла определенно от издаваемых им звуков, а вот здесь это было больше похоже на перенапряжение. Уж не это ли имел в виду Ейщаров, когда говорил об опасности масштабных "разговоров"? В период между "Березонькой" и простудой в компании разозлившегося зонтика Эша чувствовала себя прекрасно... но там вещи были изначально расположены к беседе. И были пленниками, а не обозленными сумасшедшими.

   Держась за голову, она добрела до Таможенника, дорубавшего на полу подобравшийся слишком близко удлинитель, и промямлила:

   - А ведь тележки не превратились...

   - Я сейчас немного занят, - отозвался Гена, размахиваясь для очередного удара, но тут же повернулся. - В ювелирном тоже не все украшения превратились. Половина, а может и меньше. А обстановка вообще не превратилась.