Он открыл сумку, вынул упакованный сверток и развернул его. Внутри лежал ком из толстых волокон - это был огромный кокон, около сорока сантиметров в длину.
"Да, взгляни на нас".
Он обнаружил этот кокон, когда стал правителем первой колонии людей, основанной на земле баггеров. Предвидя собственное уничтожение от рук Эндера, зная, что он непобедимый враг, они построили модель, понятную только ему, так как взяли ее из его мечтаний. Кокон с беспомощной, но все чувствующей королевой пчел, ожидал его в башне, где однажды, в своих мечтах, он встретился с врагом.
- Ты долго ждал, пока я нашел тебя, - громко произнес он. - Поэтому и не заметишь нескольких лет путешествия за зеркалом.
"Несколько лет? Ах, да, последовательность вашего мышления такова, что вы не замечаете течения лет, когда путешествуете со скоростью света. Но мы замечаем. Наши мысли молниеносны, мы помним каждое мгновение прошедших трех тысяч лет".
Удастся ли найти место, где вы будете в безопасности?
"У нас десять тысяч оплодотворенных яиц, каждое из них несет жизнь".
Может Луситания окажется таким местом.
"Позволь нам возродиться".
- Я попробую. Все эти годы я путешествовал от планеты к планете. Я искал место для вас.
"Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее".
Я, кажется, нашел место, где мы не сможем вновь убить вас. Но вы до сих пор являетесь людям в ночных кошмарах. Не так уж много людей верят моей книге. Они могут осуждать Ксеноцид, но они могут повторить его снова.
"За все наше существование, ты первый - подлинная личность, не являющаяся одним из нас. Нас никогда не понимали, потому что понимали всегда мы. Теперь мы просто наше я, ты стал нашим глазом, руками, ногами. Прости нам нашу нетерпеливость".
Он рассмеялся. Мы прощаю вас.
"Твои люди - глупцы. Мы знаем правду. Мы знаем, кто убил нас. Это был не ты".
Это был я.
"Вы - глупцы".
Это был я.
"Мы прощаем тебя".
Когда вы снова появитесь на поверхности жизни, может, тогда придет прощение.
5. ВАЛЕНТИНА
Сегодня я допустил промах, сказал, что Лайбо - мой сын. Только Барк слышал это, но через час новость стала почти всеобщим достоянием. Они собрались вокруг меня и попросили Сальвагема спросить, правда ли, что я действительно "уже" отец. Затем Сальвагем соединил наши руки, мою и Лайбо, на мгновения я пожал руку Лайбо. Они произвели щелкающий шум аплодисментов, и, по-моему, прониклись благоговейным страхом. С того момента я заметил, что мой престиж сравнительно возрос.
Последствия неизбежны. Свиноподобные, насколько мы выяснили, не являются целостным сообществом или даже типичными самцами. Они либо подростки, либо старые холостяки. Ни один из них не являлся отцом детей. Ни один не спаривался в том смысле слова, которое мы представляем.
В человеческом обществе нет подобных аналогов, где бы группы холостяков были изгнанниками без силы и авторитета. Неудивительно, почему они говорят о своих самках с какой-то странной смесью поклонения и презрения. С одной стороны, они не мыслят принятие каких-либо решений без их совета, с другой стороны, объявляют их слишком глупыми, чтобы понять что-либо, объявляют их ваэлзами. Взглянув фактам в лицо, напрашивается такое представление об их самках - это неодушевленные пастухи свиней, стоящие на четвереньках. Я думаю, самки советуются с ними тем же способом, что они советуются с деревьями, используя хрюканье как средство предсказания ответов, что подобно бросанию костей.
В настоящий момент, я думаю, что самки совершенно разумны как самцы, и не являются ваэлзами. Негативные суждения самцов о самках вытекают из их чувства обиды, как холостяков, исключенных из процесса воспроизводства и структур управления родом. Свиноподобные так же осторожны с нами, как и мы с ними - они не позволяют нам встречаться с самками, или самцами, обладающими реальной властью. Мы думали, что изучаем главное - сердце сообщества свиней. На самом деле, фигурально говоря, мы оказались в канализационной трубе с отбросами генотипов. То есть, среди самцов, чьи гены признаны негодными для обогащения и продолжения рода.
И, тем не менее, я не верю в это. Насколько я знаю свиноподобных, они - сообразительны, умны, быстро обучаемы. Настолько быстро, что, не желая того, мы дали им больше информации о человеческом обществе, чем они нам о своем. И если эти - их отбросы, то я надеюсь, что они признают меня достаточно стоящим и ценным для знакомства с их "женами" и "отцами".
Я не могу обнародовать эти заметки, поскольку, желая того или нет, нарушил правила. Не представляю, что кто-нибудь окажется способным избежать невольного обучения свиноподобных. Хотя законы глупы и контрпродуктивны, я нарушил их, и если это обнаружится, они пресекут всякие контакты со свиноподобными. Это будет еще хуже теперешнего, частично ограниченного контакта. Поэтому я принял решение поместить эти заметки в специальные защищенные правом доступа, файлы Лайбо, где моя жена даже и не подумает их искать. Эта информация о том, что изучаемые нами свиноподобные - все холостяки, имеет огромное значение. И по установленным правилам иерархии, я желаю скрыть это от любого зенолога-фрамлинга. Будьте бдительны, люди, суть в том, что Наука - безобразный маленький зверек, пожирающий себя.
Джон Фигейро Алварес, Секретные записки, опубликованы
в: Демосфен "Честность Измены: Зенологи Луситании",
Исторические ретроспективы Рейкьявика, 1990:4
Ее живот был тугим и выпуклым, тем не менее оставался еще месяц до появления на свет дочери Валентины. Это полный идиотизм, быть такой большой и неуклюжей. Раньше, когда она намеревалась взять в плавание учеников своего исторического класса, она всегда управляла кораблем сама. Теперь она все переложила на плечи матросов мужа, она с огромным трудом смогла подняться с пристани на борт - капитан приказывал рулевому держать корабль без крена. Конечно, он все делал, как положено - разве не капитан Рав обучил ее всему, когда она впервые вступила на борт - но Валентина не привыкла отсиживаться на второстепенных ролях.
Это было ее пятое плавание, в первом - она случайно встретилась с Жаком. Она не помышляла о замужестве. Трондейм был таким же миром, как множество других, известных ей по путешествиям с братом, юным странником, не знающим покоя. Она будет учить других, учиться сама, и через четыре-пять месяцев напишет длинный исторический очерк, опубликует его под псевдонимом Демосфен, что доставит ей удовольствие, и все это до тех пор, пока Эндер не примет чей-нибудь вызов стать Говорящим и не отправится в другой мир. Обычно их деятельность тесно переплеталась - его звали говорить от имени умершей важной персоны, чья история жизни впоследствии становилась основой ее эссе. Это была своеобразная игра для двоих, где они выступали в роли странствующих профессоров того или этого. Эссе были разрозненны до тех пор, пока им не удалось сотворить условную личность повествователя - Демосфена, ставшую мировой знаменитостью.