Правда, зуб у моей женки так и не прошел, до сих пор она по ночам мается... Но нельзя же все и сразу, правильно? Ты исцелил меня - вот уже и довольно. Негоже дергать самого Бога из-за всякого больного зуба ! Тем более, что я уже приспособился: голову накрываю подушкой и сплю себе, женкины стоны не мешают.
Быть может, тебе, Боже, любопытно, как же так вышло, что твой Священный Предмет очутился у нас? О, это чудесная история была, я сейчас расскажу с твоего позволения. Мы с Фридой держим отару. И вот вышло так, что запаршивела черная Марси: всю ее будто плешь побила. Женка говорит: "Поди на хутор, приведи старого Гордона, он овец пользует". Я говорю: "Сама иди, дура. Я - мужчина, без меня все хозяйство загнется. А привести овечьего знахаря и баба может". П оспорили мы с Фридой немного, но в конце я сжалился над нею и сам пошел. А как сделал три мили и зашел в рощу, так и слышу звон - будто мечи. Я, Б оже, очень мирный человек. Живу по заповедям, никогда кровь не проливаю. Вот я поскорей и спрятался, чтобы не грешить зазря. И вижу: бредет какой-то воин, по всему - раненый. Точно, раненый: красный след за ним тянется. В трех шагах от меня он упал и больше не поднялся. Подошел я к нему - думаю, не оказать ли помощь, как по заповедям полагается. И тут он хрипит: "Мне конец, брат... Возьми это... Унеси..." И протягивает дивный браслет: стеклянный - не стеклянный, ледяной - не ледяной, а такой, будто из застывшего молока слепленный. Я рассмотреть почти не успел, как снова услых ал звон мечей, и тут уж понял: верно, знак это. Лучше мне воротить назад и ни в какой хутор не лазить. Так я и сделал, пошел домой. Фрида сразу на меня накинулась: "Где стары й Гордон, ты, дурошлеп ленивый? Марси уже от холода трясется, столько шерсти растеряла!" На что я и ответил: "Мне боги знак явили! Гляди, чучело , что я нашел!" Показал ей браслет, и ровно в тот миг, как Фр ида взялась за него, так и услых али мы оба твой святой божественный голос!
Вот, Б оже. Такая вышла история. Теперь-то, правда, думаю: может, зря я все рассказал? Ведь это ты по великой щедрости послал нам браслетик - стало быть, знаешь, что да как случилось . Я очень хотел развлечь тебя, вот и рассказал - от одной моей больш ой благодарности. Ведь ты так много милости послал нам!..
Позволь, Боже, напоследок одну маленькую просьбочку. Нету у нас с Фридой детишек, а очень хочется. Уж не первый год стараемся - все никак. Если подумать, то оно и не диво. Видел бы ты мою женку: она - как пугало огородное! Но ведь и такая может рожать, правда? Вот и прошу: устрой для нас такое счастье! Тебе, наверное, оно раз плюнуть. Только щелкнешь пальцами - и готово. А мы по гроб жизни тебя славить станем!
Ну, прощай, Боже. Больше не посмею тебя задерживать.
Ах, да, еще совсем крохотное... Марси
-
плешивая
наша овечка
... не поможешь ли ей как-нибудь?
Что дело плохо, мы поняли на четвертый день. Ну, в смысле, и прежде понимали, а тут до самых косточек прочувствовали. Хесс - один из наших матросов - замерз насмерть. Вечером лег, утром не встал. Потрогали - ледышка.
Надо сказать, прошлым вечером боцман с воинами крепко поспорили: Бивень хотел разжечь костер, а воины - наотрез. Бивень говорил, стуча зубами: "Померзнем же без костра! И так уже еле ноги гнутся...", кайры отвечали: "Враги заметят дым - придут". Тем днем прошел снег, так что следы наши припорошило, но холод стоял - жуть. И Бивень, вопреки воинам, попытался зажечь огонь, а кайр Мой вынул меч и сбил с боцмана шапку. Провел клинком вокруг себя, на каждого морячка указал: мол, кто еще желает огня? У меня в тот час руки были - как дубовые, зубы давно устали стучать, ног вовсе не чувствовал - но все же костра мне расхотелось. Даже Ворон при всей своей дерзости не решился возражать.
Боцман бросил огниво и пристал к капитану: "Кэп, ну хоть вы им скажите! Погубят нас вояки!.." Но капитан ответил: "Плюнь, боцман. Не все ли едино, от чего подохнуть?" Костер так и не зажгли, а на утро помер Хесс. Все волками смотрели на Моего. Никто слова не говорил, но от общей злобы аж мороз казался крепче. Кайру, правда, было плевать на нашу злобу. А вот Джон-Джону, грею, - нет. Его ненавидели заодно с хозяином, ведь вчера, когда за костер грызлись, он был на стороне кайров. Джон-Джон маялся: то к одному матросу подойдет, то с другим заговорит, - а все только цедят сквозь зубы. Джон-Джону было до того паршиво, что он возьми и скажи своему кайру:
- Хозяин, давайте уйдем от них.
Мой обозвал его дубиной. Джон-Джон сказал:
- Я не о том, чтобы сбежать, хозяин. Я вот о чем: мы с вами по снегу ходим скорей, чем морячки. Двинем самым быстром шагом и за три дня будем у первой заставы горной стражи Ориджинов. Там возьмем отряд и вернемся за остальными.
Кайры задумались. Правда была за Джон-Джоном: мы хоть и понадевали снегоступы, а все равно ползли улитками. Без нас воины бы втрое быстрее двинули, и им эта мысль, конечно, понравилась. Горная застава Ориджинов - это такой крепкий матерый форт с кучей запасов. Там огонь, вкусная еда, теплые постели. Без нас кайры в три дня там окажутся...
Глянули они на нас этак хмуро, и сразу мы поняли, о чем кайры думают. "Кому нужны морячки?" - вот о чем. Бросить нас, а самим уйти - такая у них мысль возникла. Кайры - дворяне, а мы - простые. Мы для них - что пыль придорожная. Как-то сроднились в плаванье, отвыкли от этих понятий. А теперь вот, пора вспоминать...
Мой сказал:
- Возьмем с собой Марка. Он - личный пленник герцога, нужно вернуть в Первую Зиму.
Потом добавил:
- И Козлика надо взять. Он герцога порадует.
Названных двоих Джон-Джон выловил из строя, подвел к воинам.
- Ну, кайр Джемис, - спросил Мой, - выступаем?
Джемис стоял будто в нерешительности, а рядом - Гвенда. Она от него на шаг не отходила.
- Наша первейшая задача, кайр Джемис, - доставить в Первую Зиму вести, пленников и трофей. Жизни матросов - не наша забота.
Это Мой сказал, а Джемис промолчал, хмуро набычась. По-военному он понимал, что так и надо сделать, а по-людски - против сердца оно было. Никто не думал, что у Джемиса есть сердце... но, видно, кроха осталась.
- Кайр Джемис, - поторопил Мой, - мы не имеем права рисковать из-за черни. Нас ждет его светлость.
Как тут Марк возьми да и скажи:
- Не думаю, кайр, что вы со мною быстро пойдете.
- Это еще почему?
- Ох, нога разболелась! - он хлопнулся в снег и схватил себя за ляжку. - Ох, сил нет! Бедная моя ноженька!..
- Ты чего это?.. - не понял Мой.
- Ох-ох-ох, - причитал Ворон. - Придется вам меня нести. Сам ни шагу не смогу! Давайте, кайр, я вам на спину залезу...