Мне не прыгнуть никак, не прыгнуть никак,
Как ты меня ни мани:
Голова застряла в решетке окна,
Загорелись мои ступни.
Глаза выкипают из орбит,
И жарится плоть в огне,
И кровь моя в жилах уже кипит,
О горе, о горе мне!
Кольца мои я снимаю с пальцев,
Что так длинны и узки.
Передай ты эти кольца миледи,
И храни ее Бог от тоски.
Мне не прыгнуть никак, не прыгнуть никак,
Я первым сгорю из двух.
Погибла бренная часть моя,
А к тебе взывает мой дух».
Руки ломает, громко стенает
Жена его, волосы рвет
И верному Гордону говорит,
Стоя пред ним у ворот:
«Горе, горе тебе, Джордж Гордон,
Смерть ужасную ты заслужил:
Ты здесь живой стоишь предо мной,
А хозяина погубил».
«Я просил его прыгнуть, молил его прыгнуть,
Рукой подавал ему знак,
Я бы поймал его на лету,
Не сдвинулся б ни на шаг!
Он кинул мне кольца с пальцев своих,
Что так длинны и узки,
Велел их, миледи, вам передать —
И храни вас Бог от тоски!!»
О Софи Хэй{66}, о Софи Хэй,
Одела служанка ее,
Но она в исступленьи в тот же миг
Сорвала с себя платье свое.
«О горе мне, о горе мне,
С болью сердца не совладать.
Болело сердце на свадьбе с ним —
И сегодня болит опять».
ДЖОННИ ИЗ КОКЛСМУРА{67}
Встал Джонни майским утром,
Умылся на заре.
И отвязал своих собак:
«Резвитесь во дворе, друзья,
Резвитесь во дворе!
Собачки славные, за мной,
Вперед, не отставать!
Ведь я иду на Бродспер Хилл
Оленей пострелять».
«Ах, не ходи! — сказала мать, —
Послушай, Джонни мой,
Благословлю тебя, когда
Останешься со мной.
Я лучшим мясом угощу,
Я дам вина и рома,
И я тебя благословлю —
Останься только дома!»
Но дома не остался он
И не послушал мать,
А он пошел на Бродспер Хилл
Оленей пострелять.
Смотрел на запад, на восток
Почти что целый день
И под ракитовым кустом
Увидел — спит олень.
Он выстрелил — скакнул олень,
Стрела вонзилась в бок,
И между лесом и водой
Олень убитый лег.
Наелись крови, напились
Два верных пса и Джон,
И под ракитником в лесу
Сморил их крепкий сон.
А мимо глупый шел старик
И — прямо к лесникам,
Чтобы сейчас же рассказать
О том, что видел там.
«Что слышно нового, старик?»
«Да ничего, — сказал, —
Вот разве — рядышком в лесу
Я кое-что видал.
Когда сейчас я проходил
Кустарником лесным,
Юнец какой-то крепко спал,
И две собаки с ним.
Рубаха тонкая на нем,
Голландского шитья,
И золотом расшит камзол,
Заметил сразу я».
Все понял и заговорил
Тогда один лесник:
«То Джонни Кокслмур, ведь он
Оленей бить привык!»
Все понял и заговорил
За ним второй: «Так что ж,
Что это Джонни Коклсмур —
К нему не подойдешь!»
И первый выстрел лесника
В бедро ему попал.
Сказал племянник лесника:
«Еще — и он пропал!»
«Со мной стоять, не отступать,
Вы, верные собаки!
Сейчас покажем им, что мы
Выносливые в драке!»
Шесть лесников он порешил,
Семь — ранил тяжело.
«Ну, хватит убивать!» — сказал
И вмиг вскочил в седло.
«Да, чтоб ты проклят был, старик,
Ты глуп и простоват.
Ведь на тебе — вся эта кровь,
Я в ней не виноват!»