Меня поразил вопрос Сталина:
— А почему эти пушки не может изготовить завод Еляна?
(Надо же иметь такую память, подумал я, чтобы знать, какой еще
завод мог выпускать подобные пушки.)
Устинов ответил:
— Завод Еляна занят восстановлением производства пушек калибра 76 мм, которые перед войной также были сняты с производства.
Завершая телефонный разговор, Сталин подытожил:
— Теперь ясно: свернув налаженное производство такого массового применения, не освоив взамен ничего другого, мы допустили грубую ошибку. Однако сейчас не время искать виновных. Надо быстро, любыми мерами обеспечить выпуск пушек в достаточном количестве.
С этой трудной задачей наши заводы успешно справились. Уже в 1942 г. промышленность вооружения дала фронту одних только 76‑миллиметровых орудий 23100. Чтобы дать вам, товарищи, представление о значении этой цифры, напомню, что на 1 июня 1941 г., фашистский вермахт имел в войсках, изготовившихся для нападения на СССР, 4176 пушек калибра 75 мм.
Что касается возобновления и расширения производства противотанковых ружей, то уже в ноябре 1941 г. один Ковровский завод дал нашей армии более 5000 ПТР. К декабрю того же года удалось наладить производство противотанковых ружей конструкции Дегтярева в Ижевске, где было изготовлено 1600 ПТР.
Примерно до середины 1942 г. наши войска испытывали недостаток противотанковых ружей. Но к концу года положение существенно изменилось. Удалось даже создать резерв ПТР и их выпуск достиг 20 тыс. в месяц. А всего за годы войны было изготовлено около 400 тыс. ПТР. Мировая практика не знала столь стремительного темпа создания нового вида вооружения. Этим мы можем законно гордиться.
Когда война уже подходила к концу, то в результате достигнутого превосходства советской танковой техники, насыщения Красной Армии противотанковой артиллерией и усиления мощи танковой брони, значение ПТР значительно снизилась и с января 1945 г. их производство прекратилось.
Ю. К. Стрижков: А кто курировал из высшего руководства Наркомат вооружения СССР и каковы были вообще организационные особенности этой отрасли промышленности?
В. Н. Новиков: Мы, т. е. Наркомат вооружения, накануне Отечественной войны подчинялись Николаю Алексеевичу Вознесенскому — заместителю Председателя Совнаркома СССР.
В начале войны нас передали, подчинили другому заместителю главы правительства Лаврентию Берия. Под его кураторство перешел и Наркомат боеприпасов СССР. Позднее возложили на него также руководство организацией производства ракет большой дальности и, наконец, создание и совершенствование ядерного оружия. Он еще курировал угольную и нефтяную промышленность, т. е. основную часть военной промышленности, кроме авиации и танков, контролировал и «опекал» Берия.
Это, конечно, несколько отложило определенный отпечаток на нашу деятельность в том смысле, что мы в течение всей войны были связаны с органами НКВД и государственной безопасности: и с центральными, и с местными.
Они обязаны были по указанию Берии нам помогать. Некоторые из них понимали свою работу так: они должны были за нами следить, а вообще по установке Берии (это было мне известно) они обязаны были оказывать нам поддержку.
В каком плане сказанное мною накладывало на нашу деятельность отпечаток? В том плане, что отдельные люди боялись иметь дело с «органами». Как показывает история наши «органы» «натворили» много «дел» в довоенные годы. Многие видные руководители, специалисты оборонной индустрии, в том числе нашей промышленности вооружения были тогда, перед войной, арестованы. Я уже отмечал, что оказались репрессированными, например, Борис Львович Ванников, Иван Антонович Барсуков — был посажен за неделю- две до войны. Их участь разделили несколько директоров заводов. Все это, конечно, накладывало отпечаток на их последнюю работу в том плане, что не все они после обвинений и освобождения достаточно смело руководили деятельностью предприятий.
Мы, т. е. те, кто помоложе был и не подвергался репрессиям, работали более смело, меньше обращали внимания на эти органы. И надо сказать, они, зная наши отношения с Берией, даже пытались нам в чем–то и больше помогать. Может быть, побаивались, как бы мы не нажаловались на них Берии, что плохо нам помогают.
Поэтому у нас установились с работниками «спецслужб» в целом нормальные, деловые контакты.
Необходимо отметить, что в целом мобилизационная готовность нашей промышленности вооружения перед фашистской агрессией была очень хорошей. А вот сейчас, мне представляется, вопрос о мобилизационной готовности военной промышленности как–то рассыпается. Потому что раньше военпреды следили: вот допустим, я технологию на винтовки поменял, они следили, чтобы я обновил боезапасы, заменил соответствующие сорта металла в запасе, заменил заготовку в запасе, заменил станки в запасе. За всем этим следило и Главное артиллерийское управление. Жестко следили, чтобы была хорошая мобилизационная подготовка. И что она была неплохая, подтверждает тот факт, что в первые месяцы войны (особенно в июле, августе, сентябре 1941 г.) у нас рост военного производства шел необычно высокими темпами. Он увеличивался за названные 3 месяца от полутора раз (например, производство пушек) до 9 раз — выпуск автоматов. Поэтому, повторяю, мобилизационная подготовка была вполне хорошей.