— Э-э, — промычал самый толстый толстяк и неопределенно повел рукой. Джейн поставила тарелки, развернулась на каблуках и направилась прочь так быстро, как только могла. Однако не успела она дойти до двери, в которую вошла, как чуть было не столкнулась с черноволосой женщиной четырех футов ростом, которая стояла, уперев руки в бока и загораживая ей путь.
— Слушай сюда, — прошипела женщина, — повторять не буду. Не оскорбляй мне клиентов, поняла? Давай, теперь две lasagnes[28] тем, что у окна.
Как во сне, Джейн позволила направить себя в помещение, которое, по-видимому, было кухней, где нашла две ожидавшие ее тарелки с lasagne. Она взяла их и отнесла заказчикам, которые поблагодарили ее.
— Дальше, — говорил самый толстый, — политика. Кто-нибудь хочет сказать что-нибудь о нашей политике, ребята?
— У нас классная политика, Роки.
— Да что тут ходить вокруг да около, наша политика работает как надо.
Ноги тем временем принесли Джейн обратно в кухню, где ее уже ждали три порции телятины. В телятине, заметила она, было огромное количество сливок; фактически, если бы хозяин ресторана решил в будущем закупать молочные продукты в Европе, была большая вероятность, что Общая сельскохозяйственная политика могла в конце концов не справиться с заказом. Джейн нахмурила брови.
— Стол на шестерых, — прошипела низенькая женщина ей в ухо. — Поторопись и не выпендривайся.
— Мне казалось, вы говорили, что повторять не будете, — огрызнулась Джейн и прошмыгнула в дверь прежде, чем та сумела подобрать ответ.
— Операции с основным капиталом, — говорил самый толстый толстяк. — Парни, кто-нибудь знает, у нас есть основной капитал?
— Конечно, Роки, у нас есть любой капитал, какой нужно.
— Ты только не беспокойся, Роки. Все идет лучше некуда.
Когда Джейн подошла к ним, все шестеро замолчали, и она снова почувствовала на себе их взгляды, скользкие, как перекормленные пиявки. Она поставила тарелки и повернулась, чтобы уйти.
— Я не ослышался, девушка? — произнес сзади жирный голос.
Джейн медленно повернулась. Она улыбалась.
— Простите? — переспросила она.
— Я говорю, — повторил жирный голос, — я правильно расслышал, что вы тут сказали?
Джейн наконец-то опознала владельца голоса и посмотрела ему в глаза. Ощущение было такое, словно она ступила во что-то липкое.
— Это зависит, — произнесла Джейн, — от того, что, как вам показалось, вы услышали.
Толстяк выставил в ее сторону несколько подбородков.
— Мне показалось, — проговорил он, — вы сказали что-то про мою еду.
Джейн опустила глаза, убедившись, что перед ним стоит тарелка с pasta.
— Да, сказала, — ответила она. «Ха! — весело заметила одна часть ее сознания, — совсем как в старые добрые времена, а?» Другая часть сделала вид, что не услышала.
— Вам что, не нравится моя еда? — спросил толстяк.
— Что вы, — ответила Джейн как могла приветливее. — Уверена, что это замечательная еда. Мои сомнения относятся лишь к той компании, которую она себе выбрала.
Над столом повисла тишина; двенадцать глаз медленно округлялись от изумления. Наконец одно толстое тело повернулось к другому.
— Эй, Роки, — сказало оно, — ты вроде бы говорил, что это девка что надо.
Роки пожал плечами.
— Говорил, — сказал он. — Эй ты, — произнес он, обращаясь к Джейн. Она удивленно подняла бровь.
— Это вы мне?
— Тебе, тебе.
— Я вас слушаю.
Тот, казалось, испытывал затруднения со своими способностями верить.
— Кто ты вообще такая, по-твоему? — тихо проговорил он. Что-то показалось ей странным в том, как он произнес это; потом она поняла, что, хотел он того или нет, но это действительно прозвучало как вопрос.
— Меня зовут Джейн, — ответила она, — я работаю здесь всего неделю и не имею ни малейшего представления о том, что я должна делать и что здесь вообще происходит. Если вы не сочтете за труд объяснить мне, что конкретно вы хотите, чтобы я сделала, я примусь за это сразу же, как только смогу. Благодарю вас.
Десять маленьких свиных глазок уставились на нее в полном остолбенении. Оставшиеся два слегка сузились.