— О'кей, — сказал Клинг.
— Нам Джинни ничего не расскажет. Мы говорим с ней до хрипоты и не получаем в ответ ни писка. У Молли возникла идея нанять частного детектива, чтобы последить за ней, узнать, куда она ходит, в таком духе. Но, Берт, на деньги, которые я зарабатываю, нельзя нанять частного детектива. Кроме того, я не думаю, что малышка делает что-нибудь дурное.
— Ты хочешь, чтобы я следил за ней? — спросил Клинг, внезапно уловив суть.
— Нет-нет, ничего подобного. Господи, чтобы я пришел просить тебя о таком через пятнадцать лет? Нет, Берт, нет.
— Что же тогда?
— Я хочу, чтобы ты с ней поговорил. Тогда Молли будет довольна. Слушай, Берт, когда женщина в положении, у нее возникают глупые идеи. Соленья с мороженым, понял? Так вот и это то же самое. У нее возникло идиотское подозрение, будто Джинни — преступница-малолетка или что-то в таком роде.
— Мне с ней поговорить? — Клинг был поражен. — Я ее даже не знаю. Какая может быть польза…
— Ты полицейский. Молли уважает закон и порядок. Если я приведу в дом полицейского, она будет довольна.
— Черт, да я практически еще новичок.
— Конечно, но это не важно. Молли увидит форму и будет довольна. И потом, ты действительно сумеешь помочь Джинни. Как знать? Я хочу сказать, если она действительно связалась с какими-нибудь молодыми хулиганами.
— Нет, не могу, Питер. Мне очень жаль, но…
— У тебя впереди еще целая неделя, — сказал Белл. — Делать тебе нечего. Слушай, Берт, я читаю газеты. Стал бы я просить тебя тратить свободное время, если бы знал, что ты целый день бегаешь по участку? Берт, сделай мне одолжение.
— Дело не в этом, Питер. Я не знаю, что сказать девушке. Просто я не смогу.
— Пожалуйста, Берт. Как одолжение лично для меня в память о прошлом. Что скажешь?
— Нет, — отрезал Клинг.
— Возможно, она связалась с какими-нибудь шалопаями. Что тогда? Разве полицейский не должен предупреждать преступления, пресекать их в зародыше? Ты меня здорово разочаровываешь, Берт.
— Ну извини.
— Ладно, ладно, не злись, — сказал Белл. Он встал, видимо собираясь уходить. — Вдруг ты передумаешь, я оставлю адрес. — Он достал из кармана бумажник и вытащил из него клочок бумаги.
— Не имеет смысла…
— Только на тот случай, если ты передумаешь, — сказал Берт. — Сейчас. — Он вытащил из кармана кожаного пиджака огрызок карандаша и стал быстро писать на клочке бумаги. — Это на Девитт-стрит, большой дом в середине квартала. Ты не сможешь его не заметить. Если передумаешь, заходи завтра вечером. Я задержу Джинни дома до девяти часов. Договорились?
— Вряд ли я передумаю, — заметил Клинг.
— Если передумаешь, — продолжал настаивать Белл, — я это оценю, Берт. Итак, завтра вечером. В среду. О'кей? Вот адрес. — Он протянул Берту бумажку. — Здесь я записал и номер телефона на тот случай, если потеряешься. Лучше спрячь это в бумажник.
Клинг взял клочок и, поскольку Белл внимательно за ним наблюдал, положил его в свой бумажник.
— Надеюсь, ты придешь, — сказал Белл. Он подошел к двери. — Во всяком случае, спасибо, что выслушал меня. Рад был тебя повидать, Берт.
— Угу, — буркнул Клинг.
— Ну пока. — Белл закрыл за собой дверь.
В комнате вдруг стало тихо.
Клинг подошел к окну. Он видел, как Белл появился из здания, забрался в зелено-желтое такси и отъехал от тротуара. Машину он оставлял перед пожарным гидрантом.
Глава 3
О субботних вечерах складывают песни.
Во всех этих песнях продвигается мысль об особом одиночестве, характерном для субботних вечеров. Этот миф стал частью американской культуры и хорошо известен каждому американцу. Остановите любого человека от шести до шестидесяти лет и спросите: «Какой вечер недели самый одинокий?» — и вам ответят: «Субботний».
Ладно. Но вторник тоже не подарок.
Вторник не получил такой рекламы, и никто не создал о нем песен.[1] Но для многих людей вторничный вечер ничем не лучше субботнего. Как можно сравнивать степени одиночества! Кто более одинок — мужчина на необитаемом острове в субботний вечер или женщина с фонарем в самом большом и шумном ночном клубе вечером во вторник? Одиночество не признает календари. Суббота, вторник, пятница, четверг — все дни недели одинаковые, все дни серые.
Вечером во вторник, 12 сентября, на одной из самых малолюдных улиц города стоял черный автомобиль «меркьюри»-седан, и на переднем сиденье сидели двое, занимавшиеся самой одинокой работой.