Конечно, при помывке предварительный контакт случился: пальцы наших рук встретились — и искра пробежала. Я понял: она тоже хочет почувствовать мой конец в себе, и там его ждут новые искры страсти.
Она отклячила попу, и мне открылась её волшебная щель, врата рая. И я с размаху засадил ей туда до упора и почувствовал себя в раю. Она протяжно охнула, ойкнула и
<p>
</p>
замерла. А я обхватил её сзади руками, ухватил за сиськи: мало ли что — начнёт вырываться. Но она лишь тихонько причитала:
— Что ты со мной делаешь? Обещал же не трогать. Не губи, прекрати, пожалей.
А я от этих слов сильнее возбуждался и дрючил её, только яйца стучали.
Она застонала, потом заорала от сладострастия, но я уже знал, что это означает.
Сели на мокрую банную скамейку, и Клава ударилась в воспоминания. Конечно, мысленно у неё промелькнули молодые годы.
— Рано ты, паренёк, возмужал, но и я в такие годы честь потеряла. Да и был как-то опыт с таким юным партнёром.
Уже титьки появились, на кунке пушок, выглядела не по годам рано созревшей и уже подумывала, кто же сорвёт эту спелую вишенку.
Как-то купалась в укромном местечке на речке Тёше. Никого. И тут на́ тебе — конюх дядя Вася коня привёл купать. Мужик он тихий, живёт один, с нашими разведёнками в шашнях не замечен, видно, бабами не интересуется, чего его бояться, уж точно не ему достанется моё сокровище. Он на меня взглянул равнодушно и говорит:
— Слышь, красотка, приходи завтра на конюшню, на коне покатаю.
Я зарделась и прям выросла, никто так меня не называл, может, ему виднее. Пришла.
— Дядь Вась, на каком будем кататься?
Он в лёгких шароварах, белая рубашка расстёгнута, грудь волосатая. Я залюбовалась, и не старый, оказывается. А он швырь меня на копну сена.
— Дядь Вась, ты чего?
— Не спеши, красавица ты моя, сначала проведём подготовку, иначе конь тебя сбросит.
Деловито задрал мой новый сарафан.
— Трусы снимай.
— Дядь Вась, в трусах нельзя, что ли, на коня?
— Нельзя, нельзя, ножки раздвинь.
Трусы сняла, ноги раздвинула, мелькнула мысль: как бы он не сделал чего с моей кункой. Да нет, не сделает, у него даже ширинки нет. А он немного опустил шаровары, и вывалился здоровенный писун, залупа красная и уже тычет его в моё сокровище.
— Дядь Вась, я этого боюсь, девочки говорили, будет больно.
— Не бойся, красавица, не дёргайся, а я осторожно.
— Неужели такой большой там поместится?
Не успела подумать, а он уже весь там, и по всему телу истома. И начал он туда-сюда-обратно, а я начала его царапать и кусать, а он и не замечает.
Потом уж надела трусы, отряхнула сарафан от сена — и бежать. На другой день прихожу на конюшню — тянет меня туда.
— Дядь Вась, подготовку я прошла, давай катай.
— Нет ещё, нужен второй урок, снимай трусы.
— Чего снимать-то, я и не надевала, ты же сказал, нельзя на коня в трусах.
— Тогда стань на четвереньки.
Стала, юбку задрал, воткнул в мой зад свою залупу и опять всё повторил. Я уже не боялась, и было очень приятно. Закончили.
— Я пошла, — говорю.
— Не торопись ты, погуляй по конюшне, лошадок погладь, вон они как на тебя смотрят уважительно.
Погуляла, подошла вплотную, и что-то на меня нашло. Одной рукой погладила дядю по щеке, впилась в губы, а другую сунула под резинку шаровар и ухватила его писун; он мгновенно напрягся, стал твёрдый и вылетел из шаровар. Я падаю на сено, тащу за собой милого за писун и сама вставляю его в моё сокровище — так мне хотелось скорее повторить.
Поняла я, что значит «покатаю на коне». Все мужики вруны. А может, не все?
Прошли годы, вышла замуж, муж помер, и вот отдалась юному постояльцу.
Был ещё курьёзный случай в моей бане. Только что мужа схоронила. Помер прямо на мне, во время этого, любил очень часто и долго е…ать меня — говорят, это почётная смерть для мужчины.
После поминок все разошлись, я в трауре, собралась под вечер в баню, соседский паренёк подкараулил, пристал, увязался. Он уже год как пристаёт, я отшиваю: замужняя я, говорю, не могу мужа обижать, не дам, и не проси, — но мужу его не выдаю. За год, гляжу, подрос, возмужал... Эх, чего б не пойти навстречу...
— Клавочка, миленькая, — клянчит, — возьми в баню с собой, посочувствую тебе, спинку потру за так.
Знаем мы это «за так», обязательно потребует плату натурой, а в бане скользко, не увернёшься. Вижу, очень хочет, слёзы на глазах.
— Ладно, говорю, возьму, но вместе не пойдём, стемнеет — я пойду, а ты чуть позже.
Разделись, у него тут же встал на меня голенькую; я тогда моложе и лучше, чем сейчас, была.
— Подожди, — говорю, — помоемся вначале.
А самой лестно, и глаза засияли.
— Мыться, — говорит, — с таким неудобно, мешает. Как помоемся — само собой, дай разок перед помывкой.