— Наверное. Мы на маршевой тяге. Перепроверьте и доложите, как разберетесь. «Моника», загружай автопилот, — это уже звездолету.
С тихим жужжанием отключилась нейросеть гарнитуры, маршевые еще немного оттормозили. Космос деликатно отодвинулся, вывел на пилотажный дисплей капитана ближайшие планетные системы и замкнулся в плоскости обзорных экранов. Вспыхнул транспарант «Режим автоматического следования». Под ногами больше нет звезд — пол с желтым квадратом приемной зоны мусоросборника. Рэд обернулся на неестественно близкие человеческие фигуры.
— Кейт?
— Все в порядке, господин капитан. Перенастраиваем систему на независимые источники навигации.
Серж тоже поднял голову:
— Пожелания к зонам перехода?
Рэд отрицательно качнул головой и вылез из кресла.
— Сейчас вернусь, за кофе схожу. Пока маршевые тянут… Я минут на десять.
Галерея за диафрагмальным люком опоясывала полусферу рубки. Когда на борту не было посторонних, открытый вход в отсек командного состава сразу выводил в коридор к каютам. Сейчас галерею было не узнать: все выходы заблокированы. Лифты, ведущие к малым бортовым звездолетам, запечатаны тяжелыми створками. Люки задраены. Горят красным, требуют пароли и коды доступа, недоверчиво расползаются и с гулким металлическим шелестом смыкаются за спиной. Как будто на борту страшная авария, и воздух улетучивается в пространство через вспоротую обшивку. Впрочем, люди иногда создают проблемы похлеще любой аварии.
Инком Блохина не отвечал…
Рэд со стаканчиком кофе в руке ткнулся в его дверь, тихо выругался и взглянул на часы. Теоретически Стрэйк должен был успеть выспаться. На орбите Летиции он отработал за капитана, пока Рэд с Сержем вынужденно развлекались внизу каждый на свой лад. Вроде не перетрудился. Что там ему оставалось: скинуть груз на шаттлы орбитальной доставки, забрать контейнер с проходящего транспортника. Ну и понервничать немного по поводу отсутствия капитана и штурмана. Судя по тому, как Стрэйк зол, Серж с поверхности тоже на связь не выходил практически до самого отлета. Что, кстати, на штурмана при всех его недостатках отнюдь не похоже.
Рэд разбудил первого пилота через инком.
— Джери, сделай доброе дело, сходи на корму к Фишеру.
«Что случилось?»
— У нас опять датчик кормового погрузчика дребезжит после прыжков. Посмотри сам на всякий случай. Я жду, пока мы на участке разгона висим.
«Бортинженер где?»
Рэд притормозил перед входом в рубку:
— Техники мне напрямую докладывают, — нехотя пояснил он. — Про Блохина молчат, наверное, дозваться не могут.
«Инком?»
— Не отвечает.
«А я тебе говорил, капитан, что это — не шутки».
— Считай, я принял к сведению. Не хочу среди ночи разборки устраивать. Так посмотришь?
«Сейчас схожу, гляну, доложу».
Серж с Кейтом довели до ума систему позиционирования. Рэд вернулся, допил кофе и, не заходя в виртуалку, вывел на центральный экран звездный атлас. Панель ускорителей подмигивала в режиме ожидания. Рэд прогнал на симуляторе маршрут, который набросал штурман. Сверхкороткие серии переходов, удлинившиеся маршевые участки. Да, по-другому здесь вряд ли получится…
Подпространственные переходы — роскошный способ передвижения. С тех пор, как человечество научилось прокалывать пространство, расстояния в привычном понимании утратили свое значение. Их стали измерять деньгами и временем, затраченным на перелет. В Альфа-радиусе удаленности вблизи планет-Аналогов — минутами и часами, в радиусах Бета и Гамма — сутками и неделями, а вот дальше, за внешними маяками, самонадеянное человечество сбивалось со счета.
Там, куда «Моника» так стремилась, не существовало разрешенных зон перехода. Для необъятных пространств, сшитых наметками космических трасс, статистические данные еще только-только набирались. Здесь становилась условной привычная навигация. Пилоты сокращали переходы и внимательно осматривались на маршевых участках между короткими прыжками. Звездолеты теряли энергоресурс, окутываясь дополнительными слоями защитных полей. Нагрузка на двигатели, корпус и ускорители возрастала в разы. На границе обжитой Вселенной, космические полеты все еще стоили очень дорого.
Но заработать на окраине деньги, за которые вблизи метрополий три месяца будешь скакать по зонам разрешенных переходов, удавалось только если подвернется стоящий контракт. Увы, плотность заказчиков здесь была сопоставима с плотностью молекулярных облаков — чуть больше чистого вакуума. А подпространственные переходы небезопасны.
Многочисленные теории, которые описывали изменения, происходящие в подпространственных тоннелях со временем и материей, не могли внятно объяснить феномен деформации. Предсказывать его ученые тоже так и не научились, хотя много раз об этом объявляли и раздавали друг другу гранты и звания. Но невзирая на премии, полученные академиками метрополий, в космосе периодически пропадали корабли, а спустя несколько дней или десятков лет в пространстве находили их изувеченные останки.
На скелеты звездолетов стервятниками слетались журналисты. За ними — зеваки из числа VIP-клиентов тех туристических компаний, что успели подсуетиться. Следом лезли пиарщики транспортных корпораций с заявлениями, что у них такого гарантированно не случается, и бойкие политики, сулившие родственникам «отважных космопроходцев» щедрые компенсации, а фундаментальной науке — финансирование. Всех их оттесняли прибывшие на место офицеры Службы Космической безопасности, которые приступали к «тщательному расследованию инцидента». А напоследок выступал эксперт Департамента Космоплавания.
За время его речи отфотографированную со всех сторон молекулярную субстанцию как раз успевали отбуксировать на ближайшую свалку, и дискуссия вокруг разрешенных зон перехода утихала на неопределенный срок. Как правило, длительный. Космос был на удивление благожелательно настроен по отношению к неугомонной человеческой расе. Он забирал себе куда меньше душ и звездолетов, чем войны, пираты и кредиторы.
Гораздо чаще при ошибках пилотирования случались мелкие неприятности из тех, что не приносят облажавшимся экипажам посмертной славы отважных космопроходцев, а только ощутимые убытки, если локальной деформации подвергся ценный груз или какой-нибудь из техотсеков корабля превратился в перекипевшую гармошку с нарушенной герметичностью, покореженными шлюзами и стыковочными узлами.
«Монике» пока везло.
— Джери, ну что? Мы по пути ничего не потеряли?
«Типун тебе на язык, капитан! Вот, в самом деле, Рэд»…
— Так что там? Датчик?
«Да, только непонятно с поворотного узла кормового манипулятора или с самой лапы погрузчика. То один мигает, то другой. Поехали. Выйдем на дистанцию подхода к ТЗС, оба заменим».
— Спасибо, Джери.
Снова координатные сетки и промаркированные звезды с бегущими цифрами расстояний и россыпью потенциальных аномалий. БК не успевает проанализировать их детально — выделяет цветом. На третьей серии сверхкоротких переходов ускорители начинают тревожно ныть. Их задергали постоянными включениями на полную мощность. «Моника» жалуется на быстрые потери энергии. Скакать по непаханому полю с грузом ей не нравится. Ее капитану не то чтобы совсем не нравится — энергозатраты его категорически не устраивают. Тут он с БК полностью согласен.
Примерно за два часа до передачи управления Рэд не выдержал и самовольно растянул подпространственные червоточины, проглатывая короткие отрезки пути в один присест. Не самое безопасное, но эффективное решение, к которому нередко прибегали пилоты межпланетники. Несколько раз подряд Рэду повезло, а потом призрачные стенки тоннеля скрутило какой-то флюктуацией. Чтобы уверенно назвать разверзшийся вокруг хаос частиц материей, надо было иметь буйную фантазию или ученую степень.
— Нестабильность подпространственного перехода! — объявила «Моника».
То, что пилот в амортизационном кресле помрет последним, не имело ровно никакого значения. При резком маневре не справятся компенсаторы жилых помещений. И от контейнеров на внешних обвесах ничего не останется. Полная загрузка. Полная посудина народу…