— Вполне. Вы отдаете меня под залог трех миллионов?
— Чем выше сумма, тем более это лестно: ее размеры определяют твою ценность.
— Благодарю вас, сударь. Еще одно слово: обещаете ли вы мне пользоваться только номинально вкладом господина Кавальканти, но не трогать самого капитала? Я говорю об этом не из эгоизма, но из щепетильности. Я согласна помочь вам восстановить ваше состояние, но не желаю быть вашей сообщницей в разорении других людей.
— Но ведь я тебе говорю, — воскликнул Данглар, — что с помощью этих трех миллионов…
— Считаете ли вы, что вы можете выпутаться, не трогая этих трех миллионов?
— Я надеюсь, но опять-таки при том условии, что этот брак состоится и упрочит мой кредит.
— Вы можете выплатить Кавальканти те пятьсот тысяч франков, которые вы обещали мне в приданое?
— Он получит их, как только вы вернетесь из мэрии.
— Хорошо!
— Что это значит — хорошо?
— Это значит, что я даю свою подпись, но оставляю за собой право распоряжаться своей особой.
— Безусловно.
— В таком случае — хорошо; я заявляю вам, сударь, что готова выйти замуж за господина Кавальканти.
— Но что ты думаешь делать?
— Это уж моя тайна. В чем же было бы мое преимущество перед вами, если я, узнав вашу тайну, открыла бы вам свою?
Данглар закусил губу.
— Итак, ты согласна, — сказал он, — сделать все необходимые официальные визиты?
— Да, — ответила Эжени.
— И подписать через три дня брачный договор?
— Да.
— В таком случае я, в свою очередь, скажу тебе — хорошо!
И Данглар взял руку дочери и пожал ее.
Но странное дело — отец при этом рукопожатии не решился сказать: "Благодарю тебя", а дочь даже не улыбнулась отцу.
— Наши переговоры окончены? — спросила Эжени, вставая.
Данглар кивнул, давая понять, что говорить больше не о чем.
Пять минут спустя под руками мадемуазель д’Армильи зазвучал рояль, а мадемуазель Данглар запела проклятие Брабанцио Дездемоне.
Как только ария была окончена, вошел Этьен и доложил Эжени, что лошади поданы и баронесса ждет ее.
Мы уже присутствовали при том, как обе дамы побывали у Вильфоров, откуда они вышли, чтобы ехать дальше с визитами.
XIX
БРАЧНЫЙ ДОГОВОР
Прошли три дня после описанной нами сцены, и настал день, назначенный для подписания брачного договора между мадемуазель Эжени Данглар и Андреа Кавальканти, которого банкир упорно продолжал называть князем. Было около пяти часов вечера; свежий ветерок шелестел листвой в садике перед домом Монте-Кристо; граф собирался выехать, и поданные ему лошади били копытами землю, едва сдерживаемые кучером, уже четверть часа сидевшим на козлах. В это время в ворота быстро въехал элегантный фаэтон, с которым мы уже несколько раз встречались, хотя бы, например, в известный нам вечер в Отее. Из фаэтона не вышел, а скорее выпрыгнул на ступени крыльца Андреа Кавальканти, такой блестящий, такой сияющий, как будто и он собирался породниться с княжеским домом.
Он с обычной фамильярностью осведомился о здоровье графа и, легко взбежав на второй этаж, столкнулся на площадке лестницы с ним самим.
При виде посетителя граф остановился. Но Андреа Кавальканти взял разгон, и его уже ничто не могло остановить.
— Здравствуйте, дорогой граф! — сказал он Монте-Кристо.
— А, господин Андреа! — сказал тот своим обычным полунасмешливым тоном. — Как поживаете?
— Чудесно, как видите. О тысяче вещей хочу с вами потолковать. Но прежде всего скажите, вы собирались выехать или только что вернулись?
— Собираюсь выехать.
— В таком случае, чтобы не задерживать вас, я, если разрешите, сяду к вам в коляску, а Том будет следовать за нами.
— Нет, — сказал с неуловимо презрительной улыбкой граф, отнюдь не желавший показываться в обществе этого молодого человека. — Я предпочитаю выслушать вас здесь, дорогой господин Андреа: в комнате потолковать удобнее, и нет кучера, который на лету подхватывает ваши слова.
И граф вошел в маленькую гостиную второго этажа, сел и, закинув ногу за ногу, знаком пригласил гостя тоже сесть.
— Вам известно, дорогой граф, — сказал Андреа, весь сияя, — что обручение назначено на сегодня; в девять часов вечера у моего тестя подписывают договор.
— Вот как! — ответил Монте-Кристо.
— Как, разве это для вас новость? И разве Данглар не уведомил вас о таком событии?
— Да, конечно, — сказал граф, — я вчера получил письмо, но, насколько помню, там не указан час.
— Вполне возможно: мой тесть, должно быть, рассчитывал, что это всем известно.
— Ну что ж, поздравляю, господин Кавальканти, — сказал Монте-Кристо, — вы делаете хорошую партию; к тому же мадемуазель Данглар очень недурна собой.
— О да, — скромно ответил Кавальканти.
— А главное, она очень богата; так я по крайней мере слышал, — сказал Монте-Кристо.
— Вы думаете, она очень богата?
— Несомненно, говорят, что Данглар скрывает по меньшей мере половину своего состояния.
— А он сознается в пятнадцати или двадцати миллионах, — сказал Андреа, и глаза его блеснули от радости.
— И кроме того, — прибавил Монте-Кристо, — он еще собирается заняться одной денежной операцией, довольно обычной в Соединенных Штатах и в Англии, но совершенно новой во Франции.
— Да, я знаю, вы ведь говорите о железнодорожной концессии, которую он только что получил?
— Вот именно. По общему мнению, он наживет на этом по крайней мере десять миллионов.
— Десять миллионов! Вы думаете? Это великолепно! — сказал Кавальканти, опьяняясь металлическим звоном этих золотоносных слов.
— Не говоря уже о том, — продолжал Монте-Кристо, — что все это состояние достанется вам; это вполне справедливо, раз мадемуазель Данглар — единственная дочь. Впрочем, ваше собственное состояние, как мне говорил ваш отец, немногим меньше состояния вашей невесты. Но оставим эти денежные вопросы. Знаете, господин Андреа, я нахожу, что вы очень быстро и ловко повели это дело.
— Да, недурно, — сказал Андреа, — я прирожденный, дипломат.
— Ну что ж, вы и будете дипломатом; дипломатии, знаете, нельзя выучиться — для этого нужно чутье… Так ваше сердце в плену?
— Боюсь, что да, — отвечал Андреа, подражая тону, каким на подмостках Французского театра Альцесту отвечают Дорант или Валер.
— И вам отвечают взаимностью?
— Очевидно, раз за меня выходят замуж, — отвечал Андреа, победоносно улыбаясь. — Но все же не следует забывать об одном существенном обстоятельстве.
— О каком же?
— О том, что мне в этом деле необыкновенно помогли.
— Да что вы!
— Несомненно.
— Обстоятельства?
— Нет, вы.
— Я? Да полно, князь, — сказал Монте-Кристо, подчеркивая титул. — Что такого мог я для вас сделать? Разве недостаточно было вашего имени, вашего общественного положения и ваших личных достоинств?
— Нет, — отвечал Андреа, — что бы вы ни говорили, граф, я продолжаю утверждать, что то место, которое вы занимаете в свете, сделало больше, чем мое имя, мое общественное положение и мои личные достоинства.
— Вы глубоко заблуждаетесь, сударь, — сказал Монте-Кристо, почувствовав коварный намек в словах Андреа, — я начал вам покровительствовать только после того, как узнал о богатстве и положении вашего уважаемого отца. Кому я обязан удовольствием быть с вами знакомым? Ведь я никогда не видел ни вас, ни вашего достойного родителя! Двум моим друзьям, лорду Уилмору и аббату Бузони. Что заставило меня — не говорю ручаться за вас, но ввести вас в общество? Имя вашего отца, столь известное и уважаемое в Италии; вас же самого я не знаю.