На протяжении всего разговора с г-жой Дюбарри маршал, как мы видели, ни разу не намекнул на то, что его племянник и м-ль Ланж некогда были знакомы. То, что такой человек, как герцог, привычный говорить вслух о самых щекотливых делах, в этом вопросе хранил молчание, весьма удивило и даже насторожило графиню.
Итак, она с нетерпением ждала г-на д’Эгийона, желая наконец понять, как ко всему этому относиться и чему приписать молчание маршала – скромности или неосведомленности.
Вошел герцог.
Почтительно и вместе с тем непринужденно он с отменным самообладанием отвесил поклон, который мог бы в равной степени относиться к королеве и к обычной придворной даме, и эта утонченная деликатность сразу обеспечила ему покровительство и готовность хорошее находить отменным, а отменное – превосходным.
Затем г-н д’Эгийон взял под руку дядю, и тот, приблизившись к графине, обратился к ней сладчайшим голосом:
– Сударыня, вот герцог д’Эгийон; смотрите на него не как на моего племянника, а как на усерднейшего вашего слугу, коего я имею честь вам представить.
При этих словах графиня посмотрела на герцога, причем посмотрела так, как умеют женщины, – взглядом, от которого ничто не укроется; однако она увидела лишь две почтительно склоненные головы, а после поклона – два безмятежных и спокойных лица.
– Я знаю, – промолвила г-жа Дюбарри, – что вы, маршал, любите господина герцога; вы мой друг. Я буду просить господина д’Эгийона из почтения к своему дяде следовать его примеру во всем, что я столь в нем ценю.
– Я так и собирался повести себя, сударыня, – с новым поклоном отвечал герцог д’Эгийон.
– В Бретани вам пришлось перенести многие испытания? – продолжала графиня.
– Да, сударыня, и они еще не миновали, – отозвался д’Эгийон.
– Боюсь, что вы правы, сударь; впрочем, господин де Ришелье окажет вам существенную поддержку.
Д’Эгийон бросил на Ришелье взгляд, в котором, казалось, сквозило удивление.
– Вот как! – заметила графиня. – Вижу, маршал еще не успел с вами потолковать; разумеется, вы же прямо с дороги. Ну, вам, наверно, нужно многое сказать друг другу! Маршал, я вас оставляю. Герцог, будьте здесь как дома.
С этими словами графиня вышла.
У нее был свой план. Графиня ушла недалеко. К будуару примыкал просторный кабинет; во время наездов в Люсьенну там охотно сиживал король, любуясь всевозможными китайскими безделушками. Он предпочитал этот кабинет будуару, потому что из него было слышно все, что говорилось в соседней комнате.
Поэтому г-жа Дюбарри была уверена, что услышит оттуда весь разговор маршала с племянником; основываясь на нем, она собиралась составить окончательное мнение о герцоге д’Эгийоне.
Но маршал не попался на эту приманку: ему были ведомы многие тайны резиденций короля и министров. Подслушивание входило в арсенал его средств, и говорить в расчете на тех, кто подслушивает, было ему не впервой.
В восторге от приема, который г-жа Дюбарри оказала герцогу д’Эгийону, он решился ковать железо, пока горячо, и, пользуясь мнимым отсутствием фаворитки, подсказать ей целый план, как втайне от всех добыть себе немного счастья, а в то же время с помощью интриг получить в свои руки огромную власть: перед такой вдвойне лакомой приманкой не устоит ни одна хорошенькая женщина, тем более при дворе.
Усадив д’Эгийона, он обратился к нему так:
– Как видите, герцог, я нашел себе прибежище здесь.
– Да, сударь, вижу.
– Я имел счастье завоевать благосклонность этой очаровательной женщины, на которую здесь смотрят как на королеву, да, в сущности, она и есть королева.
Д’Эгийон поклонился.
– Сообщу вам новость, герцог, о которой не мог заговорить прямо на улице, – продолжал Ришелье, – госпожа Дюбарри обещала мне портфель министра.
– Вот как! – отозвался д’Эгийон. – Вы по праву заслуживаете этого, сударь.
– Не знаю, по праву ли, но это было мне обещано; поздновато, быть может, но зато, получив такое назначение, я займусь вами, д’Эгийон.
– Благодарю, господин герцог, вы уже не раз доказывали, что вы добрый родственник.
– Нет ли у вас каких-нибудь видов на будущее, д’Эгийон?
– Совершенно никаких, разве что лишение титулов герцога и пэра, о чем просят господа члены парламента.
– Кто-нибудь вас поддерживает?
– Меня? Ни одна душа.
– Значит, не будь недавних событий, вас бы ждало падение?
– Неминуемое падение, герцог.
– Вот как! Однако вы рассуждаете об этом как философ… Бедный мой д’Эгийон, какого черта я на тебя наседаю и говорю с тобой как министр, а не просто как дядя!