После взятия Карса состоялся парад войск; перед фронтом выстроились все командиры, и великий князь взволнованно объявил благодарность за доблестную слркбу. «Когда, — пишет историк, — отдельные начальники разошлись к своим частям, Его высочество выехал перед строем. Вынув саблю и скомандовав «на караул», он отсалютовал генерал-адъютанту Лорис-Меликову и, обратясь к войскам, крикнул: «Корпусному командиру ура!» Корпусной командир, сняв фуражку, бросился к великому князю, который горячо его обнял, и затем поклонился войскам, кричавшим от всего сердца «ура!»106.
Описав это событие, корреспондент «Голоса» отметил, что такое эмоциональное приветствие великого князя, адресованное виновнику успешного штурма и в его лице всем его участникам, «высоко поднимает дух армии», удесятеряет ее силы и нравственные возможности. Заслуги же самого Лорис-Меликова выделяются особо. Честь этому замечательному генералу отдают не только русские, но и иностранные публицисты. «За границей имя его пользуется известностью, как храброго воина». Вот что писал корреспондент французской газеты «Тешр5»: «Лорис-Меликов вполне светский и ученый человек. В нем сейчас виден солдат школы Паскевича. Он далеко еще не стар (ему 52-й год) и располагает к себе всех кротостью своего обращения»107.
Понятное дело, столь высокая оценка заслуженного генерала, публично продемонстрированная великим князем, в других условиях им
скрывалась: в письме императору Лорис-Меликов не восхвалялся — пришлось сместить акценты, а иногда и слукавить. Из генералов, причастных к штурму Карса, был выделен Святополк-Мирский, который якобы «первый заявил мысль о ночной атаке», что, дескать, и способствовало успеху. Упомянут и Лорис-Меликов, руководивший «всем делом»108.
А вот что рассказывал о штурме Карса сам Михаил Тариелович: «Ночной штурм Карса был подготовлен мною целым рядом приготовлений, направленных на усыпление бдительности турок и на то, чтобы не дать им возможности представить себе, что 20 тысяч русских решатся штурмовать форты, могущие сделать честь любой первоклассной европейской крепости, вооруженные 300 орудиями новейших систем и защищаемые тоже двадцатитысячным гарнизоном»109.
Так или иначе, но правда, думается, победила. Александр II узнал, кто был подлинным героем при штурме Карса, — Лорис-Меликов получил грамоту, в которой высоко оценивалась роль генерала в ратном подвиге: «Генерал-адъютанту, генералу от кавалерии, командующему действующим корпусом на Кавказско-Турецкой границе Михаилу Ло-рис-Меликову.
В награду мркества и примерной распорядительности вашей, увенчавшихся новым подвигом наших войск при взятии штурмом турецкой крепости Карс, 5 ноября, всемилостивейше пожаловали мы вас кавалером императорского ордена Нашего Святого равноапостольского князя Владимира первой степени с мечами»110.
Карс был взят, но война продолжалась. Продолжались и интриги, направленные на развенчание прославленного генерала. Но тогда, в годы войны, о своих моральных страданиях приходилось молчать. Михаил Тариелович позволял себе иногда признаться лишь о состоянии своего физического здоровья. 25 ноября 1877 г. он писал великому князю: «Здоровье мое, к сожалению и весьма некстати, сильно пошатнулось. К физическому утомлению, которое чувствовал я после взятия Карса, присоединился теперь невыносимый кашель, лишивший меня ночного сна. Но делать нечего: буду держаться до последней крайности»111.
Отстаивая интересы дела, все невзгоды приходилось преодолевать. 17 января 1878 г. с фельдъегерем Лорис-Меликов получил ультимативное письмо от Святополк-Мирского и начальника штаба армии. Предлагалось до конца этого месяца овладеть Эрзерумом (см. документ № 13). В случае невозможности — «объяснить подробно причины»112. Столь неожиданное требование вызвало протест командира Корпусом, заявившего великому князю, что овладение Эрзерумом «не входило в программу наших действий», так как атака укрепленного города в зимних условиях, «когда вся окружающая равнина покрыта сильным снегом глубиною не менее двух аршин — составляет предприятие в высшей степени рискованное». Кроме того, «неудавшаяся атака ухудшит наше материальное положение», а в нравственном отношении ослабит выгоды, полученные «рядом существенных успехов и побед»113. Вероятно, эти разумные доказательства охладили пыл Мирского — штурма не состоялось, а в дальнейшем Эрзерум сам сдался на милость победителя. Жизнь сотен российских солдат была спасена.
Позиция князя Мирского, его интриги, мешающие осуществлению продуманных действий Лорис-Меликова, не ускользнули от современников. Особенно выразительно высказался по этому поводу князь Мещерский в начале декабря 1877 г. в письме к цесаревичу Александру Александровичу. Правда, рассказывая о военных событиях, он не всегда точно о них судил, но основную тенденцию выразил верно: Мирский стремился «потопить Лориса и стать на его место». Для этого применяются «подпольные невообразимые интриги», направленные на раздробление сил Корпуса, дискредитацию его командира в войсках. При этом Мирский — инициатор Рионского наступления, закончившегося «страшным истреблением солдат», был награжден орденом Владимира I степени, «который получил Лорис за взятие Карса!», — возмущался Мещерский.
Автор письма к цесаревичу не скрывал своих симпатий к Лорис-Меликову, весьма проницательно и дальновидно оценил его способности: «В Тифлисе мне рассказывали, что будто бы Вы терпеть не можете Лориса, и в последний приезд Ваш на Кавказ выказали и высказали это довольно резко. Не знаю, как теперь Ваше мнение о Лорисе, но одно могу сказать: это одна из самых умных личностей типа государственного человека, и вдобавок честная, как спартанец относительно денег! Тонкость его ума, образованность и ловкость этого человека замечательны, и если когда-либо Вы бы задали себе вопрос: что делать с Аорисом, все знающие его сказали бы единогласно: вот тип посла, в Англию, если не в Константинополь (авось там уже его не будет), или министра Госуд. Имущ., ибо его отличительная черта, это быть тем, чем у нас никто не умеет быть: хорошим администратором!»114
С окончанием Русско-турецкой войны завершилась и славная боевая карьера генерала, сделавшая его знаменитым не только как военачальника, но и как умного, способного административного деятеля (см. документы № 13, 14). Это, вероятно, и привело современного историка к фантастическому выводу: «Признавая заслуги Лорис-Ме-ликова в войне на Кавказе, Александр II 12 апреля 1878 г. Высочайшим указом назначил его главнокомандующим Кавказской армией вместо своего брата Михаила Николаевича»115. Для убедительности есть отсылка к архивному фонду. Пришлось проверить. Вот что читаем о Аорис-Меликове: «1878 года апреля 12. Высочайшим приказом назначен состоять в распоряжении Его Императорского Высочества главнокомандующего Кавказской армией»116. Другими словами — находиться в распоряжении того же великого князя Михаила Николаевича. Так было в действительности. Но продолжалось это недолго...
Сан-Стефанский мир, заключенный 19 февраля (3 марта) 1878 г., по которому России передавались в Азиатской Турции Ардаган, Карс, Баязет и Батум, со стороны Англии, Австро-Венгрии и Франции вызвал протест — нашли такое решение «неслыханным по своей чрезмерности». Особое недовольство вызывала судьба Батума. Назревал политический кризис. Петербургу нужно было определить: идти на уступки или нет. Великий князь Николай Николаевич решил проконсультироваться с Лорис-Меликовым, выяснить значение приобретения для России Батума. 27 апреля граф* высказал свое мнение в Записке, где дипломатично, опасаясь «новой коалиционной войны», дал понять, что Батум как военный порт не имеет первостепенного значения. Стоит ли из-за него обострять международные отношения? Другое дело первоклассная крепость Карс — «оплот Азиатской Турции; крепость эта, при некотором приспособлении и сокращении линии ее обороны может сделаться совершенно недоступной для неприятеля и послркит нам твердым опорным пунктом»117 118.