Думается, испрашивая назначение сенаторских ревизий, граф уже имел в виду свои далеко идущие цели дальнейших преобразований. Их разглядели некоторые проницательные приверженцы самодержавия, с естественной настороженностью следившие за действиями нового министра внутренних дел. Лорис-Меликов, по словам одного из них, «придумывает сенаторские ревизии, хотя и с скрытою, но весьма прозрачной целью собрать на месте фактические данные, которые убедили бы Государя в необходимости созыва земских представителей»397.
В докладе царю, говоря о целесообразности сенаторских ревизий, Лорис-Меликов ссылался на их опыт времен Николая I (с тех пор власть к ним не прибегала). Наставляя сенаторов перед их отъездом в назначенные для ревизии губернии, Лорис-Меликов как раз подчеркивает отличие их задач от тех, что ставились перед николаевскими сенаторами. «Ревизия ваша, — записал его слова А.А. Половцов, — не будет той простой сенаторской ревизией, какими они бывали прежде: здесь речь идет не о предании суду и отрешении от должности лиц, оказавшихся виновными в каких-либо злоупотреблениях, нет, здесь надо посмотреть, как бы устранить общие неудобства нашего провинциального правительственного порядка...»398 Он нацеливал ревизующих на то, что результатом их работы должно быть не перемещение должностных лиц провинциальной администрации, а определенные преобразования порядков на местах. Реорганизация местных губернских и уездных учреждений давно уже обдумывалась диктатором. Свой материал как для подтверждения ее необходимости, так и для ее осуществления должна была дать задуманная ревизия.
В печати весть о назначении сенаторских ревизий была встречена благоприятно, как и предвидел Лорис-Меликов. Даже консервативная печать высказалась о них в унисон общим толкам. Результатом ревизий, по словам «Московских ведомостей», должно быть указание целого ряда мер, касающихся всех сторон народной жизни»399. В либеральной журналистике подчеркивалось, что предпринятая по инициативе Лорис-Меликова ревизия отличается не только «небывалыми до сих пор размерами», но и проводится «на новых основаниях»400. Не была упущена возможность при этом высказать мысль о целесообразности привлечь к ревизии представителей общества401. В либеральной среде прямо связывали сенаторские ревизии с «созывом сведущих людей для обсуждения того, что будет этими ревизиями открыто»402. Из воспоминаний современников следует, что ревизия производила большое впечатление, порождая о себе всеобщие толки403. С обычной нигилистической предвзятостью отнеслись к ревизии революционеры, углядев в ней лишь «один из ходов в шулерской игре Ло^ис-Меликова»404.
Ревизии завершались уже после отставки Лорис-Меликова, а он, отторгнутый от дел, все волновался, исполняется ли инструкция «или
дело заброшено»405. Но определенными результатами, сообщаемыми ему сенаторами в процессе своей работы, министр внутренних дел, несомненно, пользовался, особенно подготавливая социально-экономические преобразования. О них речь впереди, а сейчас стоит обратиться к событиям, последующим за учреждением сенаторских ревизий.
* * *
Сразу после наставления сенаторам-ревизорам министр внутренних дел выступает 6 сентября перед редакторами наиболее крупных и влиятельных газет и журналов. К таковым он причислил и журнал, особенно часто подвергавшийся нападкам цензуры, отмечавшей его «социалистическую окраску», — «Отечественные записки», редактор которых М.Е. Салтыков-Щедрин присутствовал на этой своеобразной пресс-конференции министра. Именно «Отечественные записки» поместили о встрече с министром наиболее полную информацию, на которую затем ссылались все другие издания.
Целью встречи Лорис-Меликова с прессой, с одной стороны, было проинформировать ее представителей о правительственной программе после ликвидации Верховной распорядительной комиссии и произошедших изменениях в органах власти. С другой стороны, выступление перед редакторами являлось своего рода внушением, что и как следует печатать, освещая текущую политику. Признавая важнейшую роль печати в формировании общественного мнения, Аорис-Меликов полагал, как было видно из его апрельского доклада 1880 г., что периодическая печать нуждается в «надлежащем руководстве» со стороны власти.
При Лорис-Меликове происходит заметное оживление периодической печати*^ Появился ряд новых газет, среди них «Порядок» М.М. Стасюлевича, «Земство» В.Ю. Скалона и А.И. Кошелева, возобновилось издание «Руси» И.С. Аксакова, «Гласность» А. Гиероглифо-ва. Последнее издание, разрешенное лично Лорис-Меликовым, осуждало «революционный социализм», пропагандировало социализм «научный» как способствующий совершенствованию общества, но не затрагивающий интересы частного предпринимательства. Возникли и новые журналы либерального направления: «Русская мысль», «Новое обозрение», «Земская школа». В то же время известному либеральному журналисту Г. К. Градовскому было отказано в разрешении издавать газету406. При ставленнике Лорис-Меликова — Н.С. Абазе, назначенном начальником Главного управления по делам печати, значительно сократились цензурные преследования407.
Печать, ощутившая некоторое ослабление цензурных уз, заговорила более чем когда-либо свободно и раскованно о предметах, прежде обсуждению не подлежавших. Намеки на предстоящие преобразования, на необходимость «света и свободы», как условия развития страны, на призыв к управлению «здоровых сил общества» не сходили со страниц либерально-демократической прессы. Однако серьезный разговор на эту тему исключался. Статья К.Д. Кавелина «Мысли о представительстве», написанная летом 1880 г., света не увидела. Кавелин доказывал в ней, что выборное представительство вовсе не связано с конституцией и не есть средство для ограничения самодержавия. Михаил Тариелович, статью читавший, счел ее несвоевременной408.
Однако в «верхах» назревало серьезное недовольство состоянием печати. В письмах К.П. Победоносцева, в дневнике П.А. Валуева с негодованием отмечается «невозможный язык» газет и «неприличные похвалы» Лорис-Меликову. Чуткий к настроениям в правящих сферах, министр внутренних дел пытается ввести прессу в нужные рамки. Он призвал к себе редакторов столичных изданий, с целью «разъяснить им, чтобы они не волновали напрасно общественных умов, настаивая на необходимости привлечения общества к участию в законодательстве и управлении — в виде ли представительных собраний европейских, в виде ли бывших наших древних земских соборов». Министр заявил, что «никаких полномочий на этот счет не получал, а сам лично этого в виду не имеет». Своей задачей он считает «дать силу новым учреждениям, уже существующим, а также привести в сообразность и в гармонию с последними учреждения старого порядка, видоизменив их, насколько это потребуется для этой цели». На все это, по его мнению, потребуется 5—7 лет409. Противники диктатора заявлениям его не поверили. Лорис-Меликов, как резюмировал один из них, «объявляет редакторам столичных газет и журналов, чтобы они оставили свои «иллюзии», потому что Государь не даст никаких свободных учреждений... Но сам гр. Лорис-Меликов не покидает этих «иллюзий»410.
На встрече 6 сентября Аорис-Меликов конкретизировал свою ближайшую программу восстановления в правах учреждений, появившихся в результате реформ 1860-х гг., но так и не сумевших реализоваться в полной мере — земское и городское самоуправление. Новых судов Лорис-Меликов не касался, относясь к ним критически, он сосредоточил внимание на местном самоуправлении. Речь шла не только о создании условий для нормальной, не утесняемой ничем деятельности органов общественного самоуправления, но и о расширении их прав, если они будут необходимы «для правильного дела и экономического улучшения местности». Было сказано и о расширении прав губернских и уездных учреждений: Лорис-Меликов считал, что излишняя централизация вредна. Проинформировал министр и о задачах сенаторских ревизий, в результате которых предстоит «по возможности удовлетворить желания и нужды» на местах. По-прежнему он считал крайне важным (это был второй пункт его программы) приведение к единообразию полиции: объединить полицейские и жандармские органы и обеспечить законность их действий. Особо остановился министр на положении печати, обещая предоставить ей возможность «обсуждать различные мероприятия, постановления и распоряжения правительства, с тем только условием, чтобы она не смущала и не волновала напрасно общественные умы своими упомянутыми мечтательными иллюзиями»411.