Приступая к преобразованиям в области печати, Аорис-Меликов убеждал царя, что «создание такой прессы, которая бы выражала лишь нркды и желания разумной и здравой части общества и в то же время являлась верным истолкователем намерений Правительства — есть дело весьма, трудное и достижимое только продолжительным временем»424. Верил ли он в возможность создания такой прессы в империи, сказать трудно. Стремясь опереться в своей преобразовательной деятельности на общество, Лорис-Меликов должен был допустить определенную свободу печати. Но он не мог не видеть, что ее даже относительная прямота и «некоторая самостоятельность» в обсуждении важных общественных вопросов (что он справедливо считал достижением своей политики) встречают неприятие и отпор в верхах. И он вынужден был, «чтобы выручить дело и оградить себя», прибегать к цензурным карам, в целях умиротворения власти425.
Аорис-Меликов оказывался в замкнутом кругу: чтобы сохранять доверие царя, которого считал своей главной опорой, он должен был ограничивать свободу печати, поддержку которой также не хотел потерять.
Разомкнуть этот круг он так и не смог.
* * *
Важнейшей задачей Лорис-Меликов считал пересмотр «Положения о земских учреждениях». С преобразованием местного общественного самоуправления он связывал и губернскую реформу, призванную ослабить централизацию власти и снять антагонизм между общественным управлением и администрацией. Но, признавая пересмотр земской реформы 1864 г. неудобным и несвоевременным, он наметил ряд частных мер к облегчению земской деятельности, которые изложил в упоминавшейся уже записке к тогдашнему министру внутренних дел Л.С. Макову. Из них была осуществлена (по представлению того же Макова) лишь отмена права губернаторов утверждать выборных служащих земств. Выступая перед прессой 6 сентября, Аорис-Меликов предал гласности свое намерение создать условия для нормальной деятельности органов самоуправления, а в случаях необходимости и расширить их права, если этого требуют местные условия.
Циркуляр Министерства внутренних дел от 22 декабря 1880 г. предписывал губернаторам передать на обсуждение земствам вопрос об изменении в местных по крестьянским делам учреждениях. В приложении к нему рассылался свод земских ходатайств по этому поводу. Передачу вопроса о крестьянском самоуправлении «на предварительное и всестороннее обсуждение земства» Михаил Тариелович числил среди своих заслуг426. Циркуляр этот земствами трактовался весьма расширительно, чему власти до поры не препятствовали. Вообще явочным порядком (как и в области печати) земская деятельность при Лорис-Меликове действительно облегчалась и сильно оживилась. Он считал это едва ли не главной своей заслугой, утверждая, что со времени его прихода к власти началась «новая эра для земского и городского самоуправления». Учреждения эти, по его словам, «вздохнули свободнее, и прекратилось то неумолимое преследование и презрение, которым они подвергались в течение многих лет»427.
Однако законодательно эти новые условия министр внутренних дел закрепить не спешил. Даже те частные и весьма скромные меры, которые обозначены в записке Макову, Аорис-Меликов не успел узаконить. Казалось, чем менее важным было намеченное преобразование, тем труднее Аорис-Меликову было к нему приступить: он как бы боялся испортить крупное дело мелкими притязаниями.
Так, представляя в феврале 1881 г. в Комитет министров на обсуждение ходатайство Херсонского губернского земского собрания о разрешении съездов представителей земства для обсуждения мер по борьбе с хлебным жучком, министр внутренних дел счел постановку вопроса о земских съездах преждевременной. По его мнению, представлялось бы «более осторожным и вполне целесообразным» предоставить губернским земским управам командировать по 2—3 лица для совещаний под председательством местного губернатора428.
А ведь в записке Макову, среди других необходимых для облегчения земской деятельности мер, предусматривалось даже «право земствам соседних губерний совместно обсуждать и проводить меры по борьбе с эпидемиями, вредителями сельского хозяйства»429.
Однако земскую реформу Лорис-Меликов из поля зрения не выпускал и в неофициальных беседах с земскими деятелями говорил о своих далеко идущих планах: «собрать общую, довольно многочисленную комиссию от земств, а где таковые еще не образованы, из лиц, приглашенных правительством»430.
Студенческие волнения, происходившие осенью 1880 г. в Петербургском, Московском и Харьковском университетах, в Медико-Хирургической и Петровской академиях, заставили министра внутренних дел обратить внимание на состояние высшей школы, поставив на очередь дня изменение в университетском уставе. Сменивший Д.А. Толстого министр народного просвещения А.А. Сабуров в сотрудничестве с Д.А. Милютиным под эгидой Лорис-Меликова подготовили записку о положении в высших учебных заведениях, где необходимость таких изменений обосновали, доказывая, что удовлетворение академических требований студентов помешает распространению в их среде революционной пропаганды. Они предлагали разрешить запрещенные правилами 1879 г. кассы взаимопомощи, бюро по приисканию заработков, студенческих столовых и т, д., а также проведение сходок и собраний как по вопросам, связанным с этими студенческими организациями, так и по учебным делам. Царь записку Сабурова и Милютина одобрил, по-видимому будучи подготовленным Лорис-Меликовым. Советы университетов по запросу Министерства просвещения высказались в пользу намеченных преобразований, за отмену существовавших запретов. Однако при обсуждении на Особом совещании по университетскому вопросу в январе 1881 г. предложения Сабурова и Милютина встретили серьезное противодействие. Защищал их лишь Лорис-Меликов. Против резко выступили К.П. Победоносцев и И.Д. Делянов. А.А. Абаза, Н.Х. Бунге, А.А. Ливен, К.Н. Посьет заняли уклончивую позицию, не поддержав министра просвещения.
К новому обсуждению университетского вопроса Сабуров, Милютин и Лорис-Меликов, судя по дневнику военного министра, подготовились более тщательно, продумав тактику и заранее договорившись с некоторыми членами совещания о поддержке. Хотя Победоносцев и Делянов, сторонники Д.А. Толстого, «опять отличились ядовитыми речами», изливая желчь на новое Министерство просвещения, было все же признано, что «университетскому начальству невозможно поставить в обязанность строго преследовать все то, что запрещалось прежними драконовскими правилами, как-то студенческие столовые, читальни и т. д.»431.
«Сабуров говорит нелепейшие речи, — рассказывал подробности совещания 10 января Победоносцев, — гр. Лорис-Меликов становится на его сторону: сам говорит, что Саб<уров> дурак, но прибавляет: что же делать? Не прогнать же Сабурова?»432 Милютин по следам совещания признает шаткость позиции министра просвещения ввиду серьезного сопротивления консервативных сил, полагая, что Сабуров сможет сохранить свой пост, только «пока будет поддерживаем всемогущим в настоящее время гр. Лорис-Меликовым»433. И Лорис-Меликов до поры в такой поддержке непригодному министру не отказал, считая себя ответственным за его назначение. В то же время он был недоволен А. А. Сабуровым, не сумевшим должным образом отстаивать свою программу. Граф признавал, что «выбор преемника Толстого в лице Сабурова был весьма неудачен, при некотором такте и опытности Сабуров мог бы оказать нам громадные услуги; почва к этому была подготовлена, но, повторяю, министр оказался далеко не соответствующим»434.