Действительно, тогда своеобразная дружба с Екатериной Михайловной во многом помогала министру решать государственные дела — к словам любимой женщины царь прислушивался. Теперь же визиты Юрьевской вызывали раздражение. Михаил Тариелович возмущался тем, что она, появившись в Ницце с любовником, выдавала его за личного врача, не уделяла должного внимания воспитанию детей, тратила десятки тысяч франков на туалеты. «Поступки Юрьевской, — в очередной раз писал он Белоголовому, •— огорчают меня в высшей степени, огорчают потому, что не решаюсь и не считаю себя вправе запереть дверь и объявить ей прямо, чтобы не посещала меня более. За все это время почти каждый ее шаг сопровождается либо образцовой глупостью или ее мещанским тщеславием»580.
Естественно, что в центре внимания Лорис-Меликова прежде всего продолжал находиться правительственный курс Александра III. И его глубоко огорчали реалии российской жизни. Посетив осенью 1888 г. Кавказ, Александр III имел все возможности определить нужды края, наметить пути преобразований. Вместо этого, по словам Лорис-Меликова, император «не сказал ни одной речи, не только дельной, но и обыкновенной... Слышались только лаконичные слова — «очень благодарен. Это весьма интересно». Путешествие царственной семьи сопровождалось торжественными обедами, балами, триумфальными арками, дорогими подарками царю. В свою очередь и император не оставался в долгу — щедро «раздавал ордена и придворные должности»581.
Волновали и общественные настроения, нравственная атмосфера в стране. Беседы с влиятельными визитерами из России, письма, получаемые с родины, отечественная и зарубежная пресса давали богатую ^
информацию о делах в империи, происходящих в условиях нового режима. Ознакомившись со статьей «Русского вестника» о брошюре Льва Тихомирова «Почему я перестал быть революционером?», бывший министр внутренних дел своеобразно оценил этот шаг идеолога «Народной воли». Да, он согласен с автором публикации — террорист не должен быть помилован. Но возникает и другой, более важный вопрос. «Хотя я, — писал граф Белоголовому, — всегда относился враждебно к террористам, но с еще большим отвращением смотрел и смотрю на людей, торгующих совестью и меняющих убеждения свои применительно к господствующим веяниям»582.
Столь распространившееся лицемерие, по мнению Аорис-Мелико-ва, произошло в Петербурге за последние восемь лет. Многие государственные деятели, игравшие «в дешевый либерализм и свободолюбие», выступавшие за такие радикальные реформы, которые не могли осуществиться даже в республиканской Франции, теперь круто изменили свои воззрения, «исправно посещают модные церкви и там в земных поклонах расшибают себе лоб, надеясь этой гимнастикой снискать благорасположение Победоносцева и августейшего ученика его Александра III»583. Михаил Тариелович считал, что такие поступки влиятельных сановников приносят обществу «более вреда, чем одиночные террористы», так как заражают широкие слои населения порочной практикой: «Путем лицемерия и лжи можно достигнуть у нас не только высших государственных должностей, но и обеспечить себя имущественно»584.
20 января 1887 г. Лорис-Меликов напомнил Белоголовому, что 29 апреля исполнится шестилетняя годовщина издания знаменитого манифеста, открывшего путь политике Александра III. В этой связи следовало бы подвести «итоги этого скорбного и позорного периода русской жизни!». Рассказать, к чему за это время пришла Россия в экономическом, финансовом, умственном и даже нравственном отношениях. Указать и на виновников печальных результатов: «Благодаря Митрофану (имеется в виду Александр III. — Авт.) и ближайших его советников: Победоносцеву, Каткову, Толстому и Мещерскому». Далее следовал совет редактору «Общего дела»: «Вот тема для Вашего досуга, займитесь ею»585.
«Темой» этой Белоголовый занимался давно и последовательно. В «Общем деле» разоблачению самодержавных порядков эпохи Александра III, анализу консервативной деятельности Каткова, Победоносце -ва и их единомышленников уделялось самое большое внимание. В этом вопросе (как и во многих других) взгляды двух друзей полностью совпадали.
Лорис-Меликов понимал, что в таких условиях возможность проведения кардинальных реформ исключена. Но частные, местного характера преобразования могут иметь место. Вновь возникала проблема Кавказа: как превратить многострадальный край в благодатную окраину Российской империи. Этим и был озабочен граф. Он осуждал действия командующего войсками Кавказского военного округа князя А.М. Дон-дукова-Корсакова — чиновника, лишенного «всяких политических и государственных убеждений» и примкнувшего «к Катковскому лагерю». Этот чиновник рьяно взялся «преследовать армян и грузин, гнать их со службы и заменять русскими»586. Эта насильственная русификация Кавказа вызвала, разумеется, недовольство местного населения. Лорис-Меликов предлагал действовать иначе — усилить экономическое развитие края.
За месяц до смерти в письме к Белоголовому он отводит душу: «Полицейской палкой, искусственным и насильственным втискиваниям в лоно православия слияния окраины с метрополией не достигнешь; этим способом можно только создать рознь, а впоследствии, чего доброго, и взаимную вражду». Целесообразны другие меры. Следует поощрять распространение «русского землевладения в Закавказском крае» — мероприятие, которое не потребует никаких правительственных затрат. Местные землевладельцы охотно продадут свои участки или сдадут их в аренду способным русским предпринимателям. Михаил Тариелович привел пример: граф Шереметев, купив за 8 тысяч рублей имение в Кахетии и выписав из Франции виноделов, так поставил дело, что получил «значительные заказы» из Бордо — вот как легко прививается хорошее дело»587.
И о многом другом пишет граф своему другу. На Кавказе нужно осуществить административно-хозяйственное переустройство: развивать ирригационную систему, совершенствовать работу мировых посредников, вести решительную борьбу с грабежами и разбоями, открыть несколько профессиональных школ. В крае должна возобладать цивилизованная жизнь: «Виноделие, шелководство, обработка хлопка, производство меди» должны быть поставлены «на правильную и научную почву»588.
Разумеется, не только о родном Кавказе болела душа Лорис-Мели-кова. Он был глубоко озабочен судьбой всей России, ее политической и духовной жизнью. Приходилось с горечью признаваться: «Кто бы мог подумать, что реакция зайдет так далеко. Где же русское общество, которое, казалось, так горячо приветствовало поворот, связанный с моим именем? А теперь, если и вспоминают обо мне, то с презрительной прибавкой: какой-то армяшка Лорис-Меликов»589.
* * *
В конце 1888 г. больного навестил великий князь Михаил Николаевич — приехал из Канн. Едва ли этот визит мог обрадовать графа, много пережившего обид и притеснений от своего бывшего начальника во время кавказских войн. Да и болезнь в это время зашла очень далеко. Михаил Тариелович страдал от своей беспомощности, о чем он признавался доктору — другу Белоголовому: «Принимать же пищу или одеваться без помощи постороннего я до сего времени не могу. Грустное положение и тяжело подумать, что это может продолжаться до конца жизни... пешком я не могу сделать и пяти шагов, до такой степени одолевает одышка»590. При больном, кроме супруги Нины Ивановны, находились дочери Мария и Елизавета, старший сын Та-риел — офицер Преображенского полка, младший же — Захарий, служивший в кавалергардском полку, приехать не мог.
24 декабря 1888 г. Михаил Тариелович сказал графине, что сегодня состоится последний визит (см. док. № 85) врача. Так и случилось: вечером граф умер. Об этом вдова телеграфировала императору и получила (см. док. № 86) от него и великого князя Михаила Николаевича ответную телеграмму с выражением соболезнования.
Мы не знаем, послал ли Д.А. Милютин из своего симеизского имения телеграмму соболезнования, но в его дневнике содержится проницательная запись о судьбе Михаила Тариеловича: «Нет сомнения, что нравственное угнетенное состояние, в котором он прожил последние семь лет, ускорило роковой конец. Жаль этого человека. При иных обстоятельствах он мог бы еще послужить с пользою России. В нем теряю я человека благорасположенного, который с давнего времени всегда выказывал мне искреннее сочувствие»591.