— Что тебе сказать, добрый путник… — оперся Мартин о клюку, — Малые Гнищи — деревенька маленькая, сам видишь, гостиниц для проезжающих не построено…
— Куда уж мне в гостиницу, — бледно улыбнулся незнакомец, — Мне бы место на лавке, чтобы самому лечь, да под лавкой, чтобы котомку положить. Нет, так и охапке сена буду рад, лишь бы крыша над головой, да дождь не мочи…
Оборвав речь, бродяга зашелся в приступе кашля.
— Ты, укуси меня гусь, совсем больной, добрый путник.
— Ни… Ничего страшного. Мой кашель никому не причинит вреда.
— Ну, если так… Попробуй постучаться в любую избу: народ у нас добрый, кто хочешь тебя приютит. Только вон туда не ходи: там доктор Ктибор Бражек живет, а он только что ускакал по делам. И вон туда не ходи: у Бозидара мякины на обмолоте не допросишься, задаром никого на постой не возьмет. И еще туда не ходи: у Вилема молодая жена только что родила, так он над ней и малышом трясется, больного и близко не подпустит. И к Джейрку тем более не ходи…
Во время этого перечисления незнакомец медленно обвел взглядом деревенские дома, сначала справа налево, а потом, все также медленно — слева направо. Как будто хотел запомнить их. Или выбирал что-то.
— …прошлым летом, когда Рехор ехал в город за новой бочкой для пива…
— Прошу прощения, уважаемый пан, а кто живет вон там?
Костлявый палец указал на один из домов, внешне ничем не отличавшегося от своих соседей.
— Там? Там можешь счастья попытать. Марек Бедарш — человек добрый, правда, сына Отец ему не дал, три дочки…
Витиевато поблагодарив, бродяга зашагал к дому Бедаршей, глухо кашляя на ходу.
Маркета Бедарш как раз доставала из печи горшок с тушеной капустой, когда в дверь постучали.
— Сейчас, сейчас! — прокричала она, толкнула в угол ухват и, вытирая руки фартуком, раскрыла входную дверь, — Добрый день, уважаемый пан.
— Добрый день, пани.
Женщина чуть посторонилась, но незнакомец не заметил приглашения и в дом не вошел.
— Не будет ли настолько добра уважаемая пани, что впустит в дом на постой бедного странника, которому негде переночевать? Возможно также, уважаемая пани окажется настолько добра, что угостит голодного странника тарелочкой каши?
— Входите, входите, добрый пан. Неужели мы не люди?
Коротко поклонившись, бродяга прошел в дом. Снял шляпу и плащи и повесил на крючках у двери. Сел на табурет.
— Как называть доброго пана? — спросила Маркета, накладывая капусту в глиняную миску.
— Люди называют меня Арностом, добрая пани.
Женщина искоса поглядывала на бродягу. Муж дома, кормил свиней, так что опасаться ей нечего. А раз так — отчего ж и не приветить несчастного человека?
Почему-то никак не удавалось понять, кто Арност такой. Потертая, местами залатанная одежда, какую мог носить любой: крестьянин, горожанин… Стоптанные сапоги могли бы принадлежать и горожанину и солдату и даже монаху.
Сам бродяга был худ, почти костляв. Впалые щеки, бледное лицо, как будто летний загар не приставал к нему, блеклые выцветшие глаза, острый, чуть крючковатый нос. Весь облик был каким-то смазанным, невзрачным. Даже возраст понять было трудно: иногда Арност выглядел молодым, почти юношей, стоило ему шевельнуться, как тени ложились по-другому, и бродяга становился похож на старика. Серые, как будто присыпанные пылью волосы тоже не помогали.
— Что слышно в мире, добрый пан?
Тонкие бледные губы чуть раздвинулись в улыбке:
— Прошлым летом, когда Рехор ехал в город за новой бочкой…
— Это я уже слышала, — засмеялась Маркета, — Старый Мартин, вижу, вам уже встретился. А вообще? Как здоровье нашего короля, да продлит Отец его годы, что в стране происходит?
— Его величество уже очень давно не присылал мне приглашений посидеть, выкурить трубочку-другую табаку за бутылочкой сливовки, так что… Насколько я знаю: Матиуш Третий жив, скорее всего и здоров. А в стране… По стране ходит Алая чума.
— Спаси нас Отец! Опять?
— Да. В Звенижече видели заболевших, да по дороге сюда я встретил бродячий цирк, в котором заболели акробат и клоун.
— Откуда ж ты шел, добрый пан?
— Из Звенижеча и иду…
— МАРКЕТА!!! — прогремел крик Марека, — Или сюда! Бегом!
— Прошу прощения, уважаемый пан, муж зовет.
Крестьянка убежала. Арност посмотрел ей в спину, взял ложку, но, вместо того, чтобы зачерпнуть остывающую перед ним капусту, прислушался.
Где-то в доме еле-еле слышно раздавался детский кашель.
Бродяга криво улыбнулся.