— Плохо другое: ее трудно назвать красавицей.
— Полноте, государь! А как хороша Александра Павловна на трех остальных портретах, из которых один вы оставили себе в Павловске, а еще один забрала императрица-бабушка.
— Я так хочу счастья для нее.
— На портретах Левицкого в ней столько очарования юности, непосредственности, поэтичности! Счастье не может ее миновать!
— Вы положительно неравнодушны, Катишь, к кисти этого художника.
— О, еще бы, мой государь. Он заставил вас обратить на меня ваше внимание.
— Это произошло бы и без портрета Левицкого, моя прелестная Сербина, хотя я не отказываю в очаровании и его холсту.
— Вы балуете меня своими похвалами, мой государь. Но вы знаете, чему я искренне была удивлена? Тому, как Левицкий точно уловил характер Марии Павловны.
— Маши?
— Она же истинный сколок с вас, мой государь, с вашей живости и решительности.
— Не знаю насчет сходства со мной, но ей следовало родиться мальчишкой. Достаточно посмотреть на ее любимую позу — взяться руками под бока и в таком виде шагать по комнате.
— Мой государь, но даже юный возраст не мешает нашей независимой нравом особе проявлять редкие способности.
— Вы и у нее их находите, Катишь?
— Мария Павловна любит читать, обожает музыку, и ее почти невозможно оторвать от картин в галерее Павловска. Было бы удивительно, если бы она не стала вашей любимицей.
— Вы правы, мой друг. Она мне особенно дорога. Как Катенька матери и своему старшему брату. Александр способен возиться с ней часами, как заправская нянька, что никак не свидетельствует о мужественности его характера. А ведь он прежде всего будущий император и воин.
— Не будем говорить о престоле, мой государь. Он прежде всего надлежит вам, и я уверена: вы будете царствовать долго и счастливо. Сын должен почитать за счастье именно ваше правление. Но вместе с тем как не чувствовать Александру Павловичу любви к такому крошечному и к такому веселому существу?
Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, А. В. Храповицкий, С. И. Шешковский.
— Ваше величество, вы сами распорядились, чтобы он явился к вам только с необходимым признанием Новикова. Его нет скорее всего потому, что не удалось добиться нужных результатов.
— Шешковский? Никогда не поверю. При всех обстоятельствах он должен быть сегодня у меня с докладом. Я не хочу выглядеть смешной в глазах Платона Александровича, который вполне справедливо обвиняет — да, да, именно обвиняет! — свою государыню в излишней мягкости и снисходительности.
— Ваше величество, а Степан Иванович уже в антикамере!
— Ты и в самом деле удивительный слуга, Степан Иванович, только что сказала, что хочу тебя видеть, а уж ты на пороге.
— Матушка-государыня!..
— С поклонами и присказками потом, сначала о деле. Чего добился от своего подопечного?
— Так я для того, государыня-благодетельница, и пришел, чтобы досконально узнать — в чем мой узник повиниться должен.
— А сам он? О событиях французских хотя бы что говорит?
— Ничего, матушка-государыня, ни единого словечка. Я уж и кнутик в ход пустил. Пока еще легонечко — для понятия больше. Зубами скрыпит и молчит. Откуда силы берутся. Ведь в чем только душа держится. Уж такой гнилой, такой хилый…
— За силами у мартинистов дело не станет. Всегда знала — беды с ними не оберешься. На своем стоять умеют. На деньги не идут. Корысти не знают. Друг друга нипочем не предают. Радетели народные, чтоб они сгинули. Господи, прости!
— Еще, государыня-благодетельница, князь Прозоровский предположение такое высказывал, что господин сочинитель Карамзин Николай Михайлович путешествие свое по Европе на новиковские деньги совершал. Своих-то у господина Карамзина кот наплакал. Из товарищей тоже — наверняка известно — никто его нужной суммой не ссужал. Князь полагает, что бесперечь новиковских рук это дело.
— Узнал?
— Где там, только досада берет. Кнутобойству бы его по полной форме подвергнуть, если ваше на то разрешение, матушка-государыня, будет.
— Не выживет, думаешь?
— Не выживет, государыня-благодетельница. Тюремный лекарь так и сказал: пустое дело.
— А про Малый двор хоть намеком оговорился?
— Один раз сказал: знать ничего не знаю, и все тут. Да вы, матушка-государыня, и в мыслях дела этого не держите. Разберемся во всех винах вольных и невольных. Ведь я, государыня-благодетельница, без Божьей помощи ни шагу. Коли где силу и приходится применить, так сразу акафист Иисусу Сладчайшему и Пречистой его Матери прочитаю.