— И свое женское мужество. Я всегда считала женщин в критических положениях более сильными, чем мужчины. Но знаете о чем я подумала, Храповицкий? Мария Антуанетта была счастливой женщиной — у нее было кого любить.
— Вы думаете, государыня, король был достоин такого великого чувства и самоотверженности?
— Больше, чем кто-либо другой. У них была семья. Были дети… Нет, Храповицкий, несмотря ни на что Мария Антуанетта была счастливой женщиной, а ведь ее ждали еще худшие испытания!
— Да, после казни Людовика королеву отделили от сына, а потом перевели из Тампля в тюрьму Консержери. Ей оставили в камере сломанную походную кровать, изорванное соломенное кресло и колченогий стол. Стража уверяла, что было совсем не просто найти такую рухлядь. Ее подбирали специально, чтобы лишить узницу даже тени удобств. И королева не возразила, не пожаловалась ни одним словом.
— Королева, умоляющая о снисхождении весь этот революционный сброд, — вы говорите сущую ерунду, Храповицкий!
— Вы как всегда правы, государыня. Но слабость так естественна.
— Для всех, кроме венценосцев. Сколько провела королева в этом смраде?
— Почти два с половиной месяца. 13 октября ее поставили перед революционным трибуналом.
— Боже, какое посмешище!
— Вот именно, ваше величество. Никакие самые убедительные доводы назначенных королеве защитников — а это были Трансон-Декудрэ и Шово-Лагард, — ни собственные убедительные речи не спасли Марию Антуанетту. Ее обвинили в чудовищных вещах — в измене и подстрекательстве к гражданской войне!
— Я читала, королева безо всякого волнения выслушала смертный приговор. Не подарила своим истязателям никакого триумфа. И 16 октября погибла на гильотине.
— Да, еще трибунал предъявил ей обвинение в преступлениях против нравственности.
— Какое это имело значение!
Царское Село. Будуар Екатерины II. Екатерина, М. С. Перекусихина, А. С. Протасова, П. А. Зубов.
— Зашла передохнуть. Что-то душно сегодня. Или мне так кажется.
— Душно, душно, государыня. Не иначе гроза собирается.
— Какая гроза? Где грозу-то увидала, Марья Саввишна? Все твои выдумки. Лишь бы государыне поддакнуть. Не слушайте ее, ваше величество. Побледнели вы. Может, лимонада со льдом Чулкову принести?
— Все-то вам спорить, Анна Степановна! Нешто грозу сразу по небу видать? В воздухе она висит, а уж когда прольется, может, и к вечеру только. А государыне и впрямь на креслах раскинуться в самый раз. Вот скамеечку сейчас подставлю — совсем удобно станет.
— Не хлопочи, не хлопочи, Марья Саввишна. Уже полегче мне. А что, Платон Александрович не заходил ли?
— Никак нет, государыня, с утра еще не был.
— Уж простите мне, ваше величество, а только балуете вы Платона Александровича. Построже бы с ним надо вам, куда построже.
— Все ты, Королева Лото, знаешь — с кем построже, с кем помягче. Гляди, люди от тебя бегством спасаются. Всем-то ты насолить умеешь. А ведь Платон Александрович всегда твоим любимцем был. С чего это ты милость на гнев сменить изволила?
— Да не то что на гнев, а что ни день вам его кликать приходится. Вон волю какую взял!
— А ты что подглядела за ним, Анна Степановна?
— Ничего не подглядела. Вас он беспокоит — вот что.
— Невелика беда иной раз и кликнуть. Человек молодой — на месте не усидит. Когда по парку захочется пройтись, когда верхом поездить или еще что.
— Вот тебе, государыня, и наш Платон Александрович — через минуту будет. Сбегала я за ним — на софе валялся. Разморило, говорит, так и о времени забыл. А мы пока что с Анной Степановной прочь пойдем. Дел-то разных хватает.
— Хотели меня видеть, мадам?
— А сам бы так и не зашел?
— Вы с утра бумагами занимались. Ни к чему я вам был.
— Никак надулся опять, друг мой?
— А чего дуться — вам до моих настроений и дела нет.
— С бумагами сам виноват. Сколько раз тебе говорила: оставайся, всерьез делами займись. Учиться ведь им нужно. Талант у тебя есть. Голова светлая, а вот прилежания…
— Полноте, мадам, я стар для уроков. Да и какие уроки вы можете мне преподать, когда вам все доставалось по рождению — только руку протяни. Каждое желание ваше исполнялось, не успевали вы его задумать. Одно слово — ваше императорское величество!
— Зато теперь я могу выполнить каждое твое желание, разве это так плохо?
— Каждое? Ничего подобного — все по вашему выбору.
— Друг мой, но ты просто впал в полосу капризов. И кажется, я догадываюсь о причине. Это все тот же потемкинский художник, как его там, Лампи, что ли.