— По-моему, давно торопиться перестал.
— И то правда. Да я пугать-то его не хотела. Больше для порядку звала. Не мне же одной в ответе быть. Коли что…
— Никак встала государыня. Слышь, шаги. Взошла бы, Марья Саввишна. Тебе, поди, всегда можно.
— Не всегда, голубчик. Я свое место знаю. Не иначе государыня до устепу пошла. К чему же мне ей на глаза попадаться. Подождем малость. Раз встала, выходит, оклемалася, тогда и вовсе рассердиться может.
— Да что ты, Марья Саввишна, человек старый — все может случиться. Грех да беда на кого не живет.
— Господи! Да что же такое ты, голубчик, говоришь! Какое слово у тебя с языка сорвалось! Не дай Господь, до ушей государыни дойдет. Старый человек! Надо же такое вымолвить!
— Да ведь тебя государыня никак лет на десяток старше. Чего уж! Не век в девицах ходить — на все свой срок приходит.
— Со мной сравнивать нечего. У государей свой счет — не наш с тобой. Да и с чего это ты, голубчик, про Платона Александровича забыл, до его ушей дойдет — быть беде. Чистый порох — не человек!
— Марья Саввишна, а не долго ли за дверями ничего не слыхать? Может, войтить? Что за грех? Я вот дровишек для камина прихвачу, ты двери мне откроешь — за что тут на нас серчать?
— Твоя правда, голубчик. Входить надобно. Господи, так сердце и замирает. Спаси и сохрани ото всякой напасти! Видишь, видишь, голубчик, еще в устепе наша государыня. Только — только что же это ни шороха не слыхать? Что делать? Что делать-то? Сама уж теперь не знаю. И Платон Александрович не идет.
— Да не придет он, Марья Саввишна, поди куда к знакомым в город уехал. Мало у молодого человека развлечений. Ты ж ничего опасного посланному не сказала.
— Как можно! Прежде времени!
— А теперь что? Позови ты государыню, Марья Саввишна! Окликни же!
— Государыня! Государыня-матушка! Не занемогли ли вы! Не помочь ли, государыня? Хоть словечком отзовитесь! Господи, молчит!
— Позвать людей надо, Марья Саввишна! Людей немедля!
— Каких людей, голубчик? Кто нас с тобой ей ближе, голубушке нашей? Самим, самим надобно все решать, коли Платон Александрович не идет. Государыня!
— Давайте-ка, Марья Саввишна, дверку отворить попробуем. Не отворяется… Вроде держит ее изнутри кто.
— Не защелка ли?
— Какая защелка! Вон щель какая…
— А в щели-то, в щели что, голубчик? Да говори же, не рви сердце!
— Государыня… на стульчаке… головкой к двери привалилася…
— Не дышит?!
— Никак дышит. Хрипит — так-то вернее. Сомлела. В беспамятстве. Вот уж теперь людей звать непременно надо.
— А это еще зачем, голубчик? Чтобы государыню из устепа вытаскивать? Сами справимся! Сами! Вот когда на постельку положим, как следует приберем, тогда и тревогу подымать станем.
— Не получится у нас с тобой.
— Должно получиться, ради государыни нашей должно. Слышишь, голубчик? Скорей за дело берись. Дверку ломай. А я лучше дверь в коридор на ключ закрою — не зашел бы кто ненароком.
Петербург. Зимний дворец. Будуар Екатерины II. П. А. Зубов, М. С. Перекусихина, И. С. Роджерсон.
— Платон Александрович, голубчик, наконец-то! Скорее, батюшка, только скорее!
— Да что случилось, Марья Саввишна? Что за спех?
— Государыня… государыня наша…
— Что государыня? Боже мой! Что с ней? Когда это случилось? Да говорите же, Марья Саввишна, говорите!
— Удар это, Платон Александрович, не иначе удар…
— Так ведь был уже у государыни прошлым годом. Обошлось же. Врача надобно. За врачом послали?
— Нет, батюшка, с прошлым годом не сравнить. Второй час государыня без сознания. Как сомлела, так и… хрипит.
— Но ведь обошлось тогда.
— По второму-то разу, каждый тебе скажет, куда хуже. Тут уж пощады не жди. Одно спасение, батюшка, кровь пустить государыне надобно. Покуда за врачами посылать станем, поздно будет. Надобно самим, как цирюльники делают, ручку-то надсечь.
— Нет, нет, только врача!
— Господи, пустого тебе не скажу, Платон Александрович. Знаю, давно знаю — одно спасение. Лишь бы не опоздать.
— Пустить кровь… Нет! И всем запрещаю. Оставьте государыню в покое. За врачом надобно послать. Где врач?
— Говорю же, нету. Дежурного во дворце не нашли, а за Роджерсоном — его еще сыскать надобно. Может, у больных неведомо каких. Времени у нас, батюшка, нету. Христом Богом тебя прошу, Платон Александрович, помоги государыне. Помоги же!
— Сказал, нет! И оставь, Марья Саввишна. Не твоего ума дело. Идти мне надобно — обдумать все. Как врач придет, меня позовешь.