- Ничего, подождёт твой маникюр…
Выдоив из него ровно семь тысяч семьсот зелени на карту, Кристина унеслась на такси в ногтевой сервис. Оставила впопыхах какой-то карандаш в ванной, на раковине - волосы и какое-то мутное, как кисель, посткоитальное послевкусие в организме. Надо было уже давно отказаться от подписки на это издание. Ничего интересного - псевдо-гламурное чтиво провинциального толка с претензией на столичный уровень.
Он даже не пошёл ее провожать. Предпочёл горячий душ холодным поцелуям.
В яйцах пусто. В чувствах, как в морге - холодно и мёртво. Всё правильно. Всё по плану. Никаких привязанностей.
Холодильник в квартире на Сахарова забит доверху, а пожрать, как всегда, нечего. К мгновенному употреблению готов был только йогурт Данон вишневый. Граф выпил эспрессо, выплюнутый бездушной кофемашиной. Забросил чашку в посудомойку, переоделся в дежурные рубашку и брюки. Остальное сделает приходящая домработница.
На часах было около полудня, когда он вышел из подъезда в пыльный август и хлебнув душного отечества, нырнул в прохладу кожаного нутра Мерседеса.
До ежемесячной «мэрии» чуть больше десяти часов. Сегодня вечером свеженазначенный очередной глава Сибирского мегаполиса проходит инициацию. Девочки, мясо, Чивас и Реми Мартин, приятные декорации для покера размягчают лобные доли, снижают сопротивляемость внешнему управлению. Уже после первой такой «мэрии», максимум - второй, клиент готов к употреблению, как вишневый данон. Глеб отправил управляющему персоналу «Контракта» новый пароль и устало откинулся на спинку сидения.
«Месяц рожу полощет в луже, с неба светит лиловый сатин. Я стою никому не нужен, одинокий и пьяный, один».
*паганель - мент на графьем сленге
Глава 2
Глава 2
«Графин, графин! ГрафИн!» - этот визг будет стоять у него в ушах до конца его дней. И не нужно заниматься дайвингом в психологию, чтобы измерить глубину детской травмы. Просто в интернате, где он вырос, без погонялова, никак. Нет его - нет тебя. А это, считай - всё: по жизни ты никто, если изначально отстаивать нечего. Имя - как честь. Фамилия - как фундамент личности, кто бы что ни говорил. Кличка определяет твою позицию в отношениях с окружающим миром. Либо ты его. Либо он тебя.
Вроде и прозвище прицепилось к нему не самое обидное. Ну, подумаешь, графИн. Вот у него друг - Миша-Копилка. И звали его так с детства за шрам на макушке, вокруг которого отказались расти волосы. А тут всего лишь графин.
Да, но когда у тебя такая звучная фамилия, как ГрАфин, кроме которой гордиться больше нечем, это становится унижающим достоинство обзывательством, а не кличкой. Сначала безударное неуважение по отношению к благородной «А» раздражало, как крошки в постели. Неприятно, но жить можно, если научиться не замечать. Но, видимо, голодные девяностые совпали с буйством половых гормонов и эта фонетическая провокация превратилась в причину почти всех конфликтов Глеба с окружающим его миром и могла стоить кому-то выбитой челюсти или сломанного носа. ГрАфин настаивал! Нет, он требовал! Чтобы фамилия его звучала так, как ей положено по происхождению. За что и схлопотал первую свою «хулиганку».
В кровь сбитые кулаки и вечно поджатые ягодицы. Голодные спазмы и «карцер» - так в интернате называли кладовку с половыми тряпками и хлоркой, в которую изолировались особо одаренные воспитанники на сутки.
Потом была «малолетка». В пятнадцать, с такой же беспризорной интернатской шпаной ГрафИн убегал стричь кошельки в автобусах. На том и реальный срок заработал. Исправительное учреждение мало чем отличалось от образовательного по условиям содержания. Решетки на окнах и там и там, кормят одинаково несъедобно. Посидев тогда с несовершеннолетними отщепенцами общества на тухлой перловке почти два года, Глеб поставил перед собой цель отсечь все лишнее и стать Графом. Доказать себе и всем остальным, что для этого вовсе необязательно быть дворянином по праву рождения.
Долгими часами в кромешных «карцерах» он постоянно видел перед распахнутыми в темноту глазами проем двери. На фоне ночного ненастья, охваченного яркими охапками молний силуэт - высокий, крупный мужик в плаще и цилиндре, как у нарисованного Пушкина в учебнике по литературе. И сквозь гром до него доносилось твёрдое, уверенное:
- Граф. Просто Граф, господа.
И всё замирало. И сам Глеб перед этой галлюцинацией - тоже. Но тогда, вместе с видениями, пришла к нему уверенность, что вот он так же будет входить в любые двери.