— Ой! — вскрикнула она, наконец повернувшись, и схватившись за сердце. — Вы кто? Что вы здесь делаете?
— Уважаемая Галина Ивановна, мы ваши студенты, первокурсники. Простите нас, непутевых. — сказал Шебутнов, умеющий делать такой жалостливый вид, что расплачется даже камень. — Примите нас, сиротинок. Под ваше крыло?
— Я что, квочка какая? — нахмурилась преподавательница русского и литературы, но вскоре сдалась под нашими грустными взглядами и со вздохом отперла дверь в класс. — Ну что же с вами делать. Ладно. Заходите.
— Спасибо огромное, Галина Ивановна. — хором ответили мы, заставляя букетами и горшками с рассадой весь учительский стол. Женщина что-то довольно понюхала, а затем повернулась к нам, осмотрев полностью забитый класс.
— Зачет нужен? Значит отработаете и никому никаких поблажек не будет. Рассаживаемся. Пишем сочинение. — строго проговорила женщина, беря в руки указку. — Первый вариант — роль декабристов в формировании нового боярского собрания. Второй вариант — сожжение Москвы, роль в истории государства российского. Третий вариант…
У меня, как всегда сидящего по центру на первой парте, выпал четвертый вариант. Роль императора Николая в перестроении общества на стыке эпох. Не самый лучший, потому как что в моем мире, что в этом, Николай был откровенно слабым правителем долгое время, не решавшимся на столь необходимые реформы.
Только здесь произошло открытие эффекта резонанса, возвышение старой аристократии и крупной буржуазии, силовое подавление всех попыток коммунистического восстание и только потом — преобразование. Но не мог же я написать, что царь батюшка идиот?
Вернее, конечно, мог, но сомневаюсь, что тогда сумел бы получить зачет. Крепостное право отменил, землю выделил — уже молодец. Изменил дополнил и снова ввел табель о рангах — дважды молодец. Открыл доступ к резонансу для особенно талантливых крестьян, беря их в армию…
Хотя, конечно, это не он лично — советники и помощники из числа часто безымянных управленцев на местах. Но несмотря на совершенно иной путь развития современное аристократическое общество мало отличалось от того, что я помнил в моем мире. Разве что олигарх использовал для устрашения не армию карателей и коллекторов, а свою личную силу и резонанс.
— Подписываем листочки в левом верхнем углу, разборчиво, и сдаем работы! — приказала Галина Ивановна. — Если будет меньше трех ошибок на полтора листа — это зачет. Нет — значит нет. Пересдача в следующей четверти! И больше, чтобы вы мне таких сюрпризов не устраивали, а то аж сердце заболело.
— А может гиацинты? — спросил я, кладя перед ней почти полностью исписанный двойной листок.
— Может… но на ваши оценки это никак не повлияет. — строго сказала женщина, поправив кудри.
— И как такой божий одуванчик оказался в этом… училище? — задумчиво проговорил Леха, когда мы группой уже вышли из здания.
— Ясно как, хотела помогать детям, осталась на учебных, а не руководящих должностях. — пожал я плечами. — Так. Вы идите, на ужине встретимся, а мне еще надо в одно место заглянуть.
С этими словами я отделился от толпы и направился прямо к административному корпусу. Перед тем как войти, снял и спрятал наушник и Око, освободившись от наблюдения. И только потом прошел по короткому коридору в сторону учительских общежитий. Сейчас наблюдатели мне были совершенно ни к чему.
— Иванов? Какого черта ты здесь делаешь? — пьяно проговорил учитель, когда я ввалился в его комнату-квартиру. Почти такая же по размеру как в женском общежитии. Метров двадцать — тридцать. Из-за хлама и горы бутылок стоящих буквально повсюду не разобрать. При этом видно что либо сам Гаубицев, либо кто-то другой регулярно делал попытки прибраться и выносил мусор.
— Вы бы отдали руку, за то чтобы унять боль? — спросил я, глядя в мутные глаза преподавателя.
— Пошел вон отсюда, щенок! — зарычал Гаубицев, собираясь кинуть в меня бутылкой, но я даже не пошатнулся. Злобно выругавшись Михаил рухнул на не заправленную кровать. — Прочь.
— Что лучше потерять, руку или разум? — снова спросил я, и Гаубицев грустно посмотрел в мутное окно, за которым было серое питерское небо над черно-серым лесом, давно лишившимся всей листвы. И дождь, смывающий границы между первым и вторым.
— Руку. — тихо проговорил преподаватель. — Если бы можно было выбирать, я бы отказался от руки. Но это ничего не изменит. Ничего…
— Только если в это верить. — усмехнулся я, и подойдя ближе надавил на несколько точек у сустава, на плече и у основания шеи. — Но есть и другой вариант. Может вернув разум, вы сможете вернуть и руку.