— Вам стоило бы прочитать длинную, обстоятельную и громкую лекцию. О вреде пьянства! Но я знаю, что вам это не поможет, судя по вашим действиям мозгов у вас совсем нет! — проорал Строганов, и большая часть кадетов опустила взгляды, не в силах встречаться глазами с подпоручиком. — Раз слушаете и выполняете распоряжения командования задницей, значит через нее и будем доводить до вашего сведения дальнейшие инструкции. На право! Бегом марш! Веселей!
Такой подлянки не ожидал никто. Не после вчерашнего. Впрочем, побежали все. И если в начале было даже забавно, как страдающие похмельем справятся с такой проблемой, то уже через несколько минут мне пришлось подхватить тяжело дышащего Краснова, плетущегося рядом.
— Полной грудью дышим! Веселей! — подбадривал нас Строганов. — Раз-дав. Раз-два. Раз-два-три! На веселых на утят, быть похожими хотят.
— Быть похожими хотят. Все-все-все… — со стонами и матами отдельных личностей ответили бойцы смешанного подразделения 1У и Ж. Хорошо хоть нам не требовалось бежать в том же темпе как сегодня носились Альфовцы и княжичи которых будто специально вывели на ту же дорожку что и нас.
Строганов явно издевался «любя». Парней и девушек тошнило, но их товарищи подхватывали их под руки и через час нам стало всем одинаково нормально. Хотя какая тут к черту норма — фигово было всем. Даже я держался в основном за счет праны. Надо признать, девушки в целом выглядели свежее. А когда наши роты поравнялись я с удивлением увидел, что и на Лене полно синяков. Ого, встретились два одиночества.
Хотя может Шебутнов от нее просто отбиваться пытался ближе к утру. В палатке Леха появился даже позднее меня, что говорит и о его выносливости, и о других качествах. Правда сейчас он выглядел не лучшим образом — из серии «бобик сдох». Ну хоть тащить его не пришлось, уже хорошо.
Ближе к полудню Строганов все же сжалился и отпустил нас на обед, где самым популярным блюдом стали соленые огурцы, без огурцов. Куриный бульон без курицы и прочие деликатесы. Впрочем, я спокойно поел, как и некоторые особенно догадливые из парней. А когда мы вновь вышли на построение нас погнали на летний стадион.
Удивительно, но в этот раз даже пять мест на первом ряду, рядом с Гербом и его однокашниками, оказались свободны. Так что я со своими взводными со спокойной совестью их занял, с молчаливого согласия Гены. Хотя, а что он мне мог сказать после вчерашнего? В принципе много чего.
— Кадеты, встать! Смирно! — раздалось из громкоговорителя и на трибуну поднялся не знакомый мне, лысоватый мужчина в зеленом мундире с парой орденов и пышными торчащими в разные стороны седыми усами. Следом за ним поднялись Меньшиков и Строганов, которому чуть ли не на краю платформы пришлось балансировать.
— Светлейший князь, Василий Михайлович Долгорукий. — донеслось из динамиков, и мы встретили поднимающегося для выступления боярина троекратным ура.
— Спасибо! Спасибо… — проговорил князь, прочистив горло. — На протяжении двух недель мне, как и всей империи, посчастливилось наблюдать за самоотверженностью и навыками молодого поколения детей боярских и дворян. Что там, даже дети простолюдинов показали себя достойными стать претендентами на столь высокие звания!
— Угу, но сажать нас он не спешит. — зло бросил Таран, что в принципе было верно. Нам даже смирно стоять не разрешили, не то, что сесть во время речи главнюка.
— Почти полторы тысячи кадетов приняли участие в военных играх. Пятнадцать ожесточенных схваток, максимально приближенных к боевым, с применением военного обмундирования и техники. — продолжил говорить Долгорукий, и я понял, что он не нам все это рассказывает, а замершим в нескольких метрах от него репортерам со здоровенной камерой. — Это самые крупномасштабные учения за последние двадцать лет, и я рад что они прошли под моим патронажем.
— Вот стелет то, гад… — пробормотал Леха. — Сейчас выяснится, что и Суворовы и даже Меньшиковы не причём.
— Рад сообщить, что по результатам этих игр было выявлено множество подающих надежды кадетов, которые уже в следующем году отправятся в Высшую военную академию имени Михаила Илларионовича Кутузова, бессменным почетным ректором которой я являюсь. — не замедляя, но и не ускоряя темпа толкал речь князь. Явно ему это было привычно, и он был готов рассказывать часами, вот только чем больше он болтал, тем больше становилось понятно, что… ни о чем.
Я, чуть стоя не заснул, пока Долгорукий наконец не свернул самовосхваление и не перешел наконец к главному.