Присев за письменный стол Стельмаха, он начал неторопливо вытаскивать и складывать справа, поверх бумажных завалов, все, что находилось в ящиках стола. Оказалось, что в нижнем лежали двумя рядами красные картонные папки, в среднем — только синие, а в верхнем были небрежно набросаны скрепленные стопки исписанных листков, журналы, газеты.
Когда ящики опустели, Сергей закурил, оглядел выросшую с метр гору бумаг, книг, журналов и со вздохом принялся за работу.
Минут через десять его отвлек резкий металлический скрежет. Он прислушался, встал, сделал три осторожных шага к коридору… Кто-то пытался открыть входную дверь. Сквозь мутное оконное стекло веранды была видна только согнутая в локте рука… Ковалев?.. Нет, он ждет звонка… Да и зачем ему взламывать дверь?..
Сергей прижался к стене за многоярусным стеллажом, решив отсюда, из глубины квартиры, последить за действиями наглого гостя.
Но произошло неожиданное. Замок наконец поддался. Из чуть приоткрывшейся двери слепо выплыла рука в черной перчатке, покачалась из стороны в сторону, как озлобленная кобра, сгребла с подоконника зажигалку — голову Мефистофеля — и быстро исчезла. Тут же захлопнулась дверь.
Сергей побежал к веранде и остановился у самой двери… Где ключ?.. Кажется, там, на письменном столе. Вернулся в кабинет Стельмаха, схватил ключ. Но из-за этих потерянных секунд встреча сорвалась: за забором раздалось взрывное, недовольное урчание мотора. Он успел лишь увидеть сразу исчезнувший за углом огонек левого поворота серой «Волги».
Сергей сжал кулаки: «Опоздал, черт побери!» Но внезапно успокоила мысль: «Значит, не Климов, он в Ханое».
Теперь бумаги Стельмаха не вызывали у него интереса. Он быстро, деловито перелистывал их, обращая внимание лишь на те, которые могли дать хоть какую-либо, пусть косвенную, информацию о занимавшем его деле. Без конца терзал вопрос: зачем этому человеку понадобилась зажигалка? Изредка, сам того не желая, вслушивался в квартирную тишину… Очень ему хотелось, чтобы снова раздался там, на веранде металлический скрежет… Не мог он простить себе, что так нелепо, постыдно упустил убийцу… Он был уверен, что это был убийца. А может быть, дверь его квартиры тоже открывали «фомкой»?
Сергей вышел в коридор к телефону, стоявшему на приземистом столике, позвонил Потапычу.
— Я заканчиваю. Пусть Ковалев подъезжает…
— Нашел что-нибудь?
— Нет. — Сергей помолчал, раздумывая, потом рассказал Потапычу и о письменной угрозе, и о странном взломщике, который утащил зажигалку, и о том, как он глупо упустил его…
— Значит, объявился! — удовлетворенно заключил Потапыч. — Тогда я посылаю с Ковалевым своих специалистов… Пусть они и на квартиру к тебе зайдут, ладно?.. А серой «Волгой» сам займусь…
Вернувшись в кабинет, Сергей начал складывать обратно в ящики стельмаховские папки.
Но теперь уже поиск этих статей казался ему занятием мелким и ненужным. Не с этого надо было начинать… С чего же? Пока не мог решить, и это бесило его. К тому же все еще назойливо, издевательски звучал в памяти тот противный скрежет металла…
Из старого взлохмаченного журнала — это был польский журнал 1934 года с непонятным названием — торчала белая закладка, на ней стремительно бегущая по диагонали стельмаховская пропись: «Трубецкой? NB! См. Климов в „Вестнике“ номер 2».
Сергей развернул журнал на странице, где лежала закладка. Там начиналась статья Петра Трубецкого «Ошибка Эйнштейна». Он перелистал несколько страниц, на которых была разверстана статья. При чем здесь Климов?.. Какие-нибудь научные споры…
Хотел было отложить журнал в сторону, но передумал, взял его с собой.
20
Долго, упрямо стоял Сергей под холодным душем, стараясь остудить выжигающую изнутри обиду: совсем близко, в пяти шагах стоял «черный человек», бросивший ему вызов, а он, как юнец, растерялся, упустил его…
То, что это был «черный человек», эксперты не сомневались. В ту страшную ночь дверь стельмаховской веранды открыли тем же самым способом. А вот дверной замок его, Сергея, квартиры — самодельным ключом, остались следы мастики и крупицы инородного металла.
Потапыч сообщил, что одна серая «Волга» возит ректора Коврунова. Другая принадлежит Чугуеву, правда два года назад побывала в аварии и с тех пор стоит в гараже.
Холодный душ заметно успокоил. Но минувшее событие навязчиво бередило сознание. Все чаще и чаще приносила память осторожные, вкрадчивые слова Алябина: «А я знаю, кого ты подозреваешь, Коврунова, да?» И ответ академика: «Да никого я не подозреваю…» Что побудило Алябина высказать это предположение?.. Снова на пути этот Алябин… Придется съездить в институт.
Знакомая светская любезность:
— Сердечно рад вас видеть, уважаемый Сергей Андреевич! Надеюсь, что-нибудь новенькое скажете, по секрету, а?..
— Ничего новенького. У меня к вам, Степан Гаврилович, один вопрос, — Сергей чуть помедлил, как это бывает всегда при переходе к деловой беседе, чтобы снять излишнее волнение. — Помните, на вечере у Климова вы предположили, что бумаги взял Коврунов…
— Конечно, помню. — Алябин слепо глянул в сторону окна. Такой поворот в разговоре был ему явно неприятен.
— Не так-то это просто объяснить… Но попробую… Какие-то поколения Коврунова, видимо, испытывали лютый голод, и ему в генах передалась неистребимая страсть к насыщению. Всю жизнь он гребет под себя, прет, как танк, вперед, к новым соблазнам, не гнушаясь любыми средствами. Студентом он был бездарным, а вот жену отыскал нужную — тихонькую, глупенькую дурнушку, но зато она была дочь крупного математика. Отсюда — аспирантура, заведование лабораторией, докторская, ректорский пост… Теперь он что есть силы ломится в академики… Но тесть умер, самостоятельных научных трудов кот наплакал… Отчаянное, я вам скажу, положение… А тут выясняется, что в сундучке у Климова есть кое-что неопубликованное… Как здесь не поддаться искушению? Если б вы знали, какой он блестящий организатор тайных авантюр, как искусно плетет интриги… Все его боятся. И я, признаюсь, старательно обхожу своего любезного ректора стороной. Правда, по другой причине. Из неприязни.
— А Стельмах?
— Он его не боялся. Это была личность. Вы сами знаете, какой у нас дефицит на руководителей, дефицит таланта, дефицит достоинства. Как-то экономист с мировым именем Василий Леонтьев на вопрос «Чего не хватает России для решения ее бесчисленных проблем?» ответил кратко: «Личностей»… Стельмах был личностью. Блестящий, строгий математический ум, натура независимая, гордая. Нелегко ему жилось среди нас, ущербных интеллигентов. Но ничего — работал, спорил, воевал…
— Воевал в основном с Ковруновым?
Алябин задумчиво покачал головой.
— Хитрющий Коврунов старался не перечить ему. Хотя в последние дни у них были микроскандальчики… Из-за статьи, которую написал Стельмах…
— А где сейчас эта статья?
— Наверное, дома у Стельмаха.
— Там ее нет.
— Странно… — удивился Алябин. — Тогда задайте этот вопрос Коврунову…
— Обязательно задам. — Сергей положил перед Алябиным польский журнал, раскрытый на тех страницах, где была закладка. — Вам эта статья ни о чем не говорит?
Алябин близоруко прищурился, приблизив к лицу раскрытый журнал.
— «Ошибка Эйнштейна»… Название понятно, а дальше с этой польской нонпарелью я без словаря не справлюсь… Лучше бы вы предложили мне французский или английский текст или — латинский… — Он перелистал несколько страниц.
— С автором не знаком…
Потом сложил журнал, глянул на обложку.
— О, журнальчик-то старый… Впрочем, подождите, подождите… Что-то я слышал недавно об этой статье, вернее, не о статье, а о какой-то очередной ошибке Эйнштейна, — Алябин прижал ладонь ко лбу, закрыл глаза. — Но хоть убейте, не могу вспомнить… То ли на ректорате, то ли на научной конференции. — Он виновато посмотрел на Сергея. — Не могу вспомнить, простите… Признаюсь вам, последние годы я стал чаще читать детективы, чем научные статьи моих коллег…