— Тебя — да, но не меня, — жалобно сказал Сен-Люк.
— Ах, пропади ты пропадом! И какого дьявола ты вздумал жениться?! Ведь ты знаешь, как ревнует король своих друзей.
“Ладно, — подумал Сен-Люк, — раз уж каждый думает только о себе, то не будем и мы о себе забывать. Я хочу прожить спокойно хотя бы первые две недели после свадьбы, а для этого мне надо задобрить герцога Анжуйского”.
С этими мыслями он оставил Келюса и направился к Бюсси.
Бюсси стоял с гордо поднятой головой и обводил взглядом присутствующих. Он весь ушел в слух, надеясь в ответ на брошенные ими оскорбления уловить какую-нибудь дерзость по своему адресу. Но никто на него не смотрел, все хранили упорное молчание: одни опасались вызвать неодобрение короля, другие — неодобрение Бюсси.
Последний, увидев приближающегося к нему Сен-Люка, решил, что наконец-то добился своего.
— Сударь, — обратился он к хозяину дома, — по-видимому, вы желаете побеседовать со мной, и, наверное, я обязан этой честью тем словам, которые только что произнес?
— Словам, которые вы только что произнесли? — с самым простодушным видом переспросил Сен-Люк. — А что, собственно, вы произнесли? Я ничего не слышал, уверяю вас. Я просто увидел вас и обрадовался, что могу доставить себе удовольствие поприветствовать столь высокого гостя и поблагодарить его за честь, оказанную моему дому.
Бюсси был человек незаурядный во всех отношениях: смелый до безрассудства, но и в то же время образованный, остроумный и прекрасно воспитанный. Зная несомненное мужество Сен-Люка, он понял, что долг гостеприимства одержал в нем верх над утонченной щепетильностью придворного. Всякому другому Бюсси не преминул бы слово в слово повторить сказанную им фразу, то есть бросить вызов в лицо, но, обезоруженный дружелюбием Сен-Люка, он отвесил ему вежливый поклон и произнес несколько любезностей.
— Эге! — сказал Генрих, увидев, что Сен-Люк разговаривает с Бюсси. — Мне кажется, мой петушок уже обругал капитана. Правильно сделал, но я не хочу, чтобы его убили. Пойдите, Келюс, узнайте, в чем там дело. Впрочем, нет, у вас слишком горячий нрав. Пойдите лучше вы, Можирон.
— Что ты сказал этому фату? — спросил король, когда Сен-Люк вернулся.
— Я, государь?
— Ну да, ты.
— Я пожелал ему доброго вечера.
— Вот как! И это все? — сердито буркнул король.
Сен-Люк понял, что сделал неверный шаг.
— Я пожелал ему доброго вечера, — продолжал он, — а потом сказал, что завтра поутру буду иметь честь пожелать ему доброго утра.
— Хорошо. А я было усомнился в твоей смелости, храбрец.
— Но, ваше королевское величество, окажите мне милость сохранить это в тайне, — подчеркнуто тихим голосом попросил Сен-Люк.
— Черт побери! Само собой, я не собираюсь тебе мешать. Хорошо бы ты избавил меня от него, но сам при этом не пострадал.
Миньоны обменялись между собой быстрыми взглядами, но Генрих III сделал вид, что ничего не заметил.
— Ибо в конце концов, — продолжал он, — этот наглец стал совершенно невыносим.
— Да, да, — сказал Сен-Люк. — Но будьте спокойны, государь, рано или поздно на него найдется управа.
— Гм, — недоверчиво хмыкнул король, покачивая головой, — шпагой он владеет мастерски. Хорошо бы его покусала бешеная собака. Так бы мы от него отделались без всяких трудов.
И он бросил косой взгляд на Бюсси, который разгуливал по залу в сопровождении трех своих друзей, толкая или высмеивая всех, кого он считал врагами герцога Анжуйского, — само собой разумеется, это были сторонники короля.
— Черт побери, — закричал Шико, — не смейте обижать моих любимчиков, мэтр Бюсси, а не то, будь я хоть король-раскороль, я обнажу шпагу не хуже любого шута!
— Ах, мошенник, — пробормотал Генрих, — даю слово, он прав.
— Если Шико будет продолжать свои шуточки в том же духе, я его поколочу, государь, — сказал Можирон.
— Не суйся, куда тебя не просят, Можирон. Шико — дворянин и весьма щепетилен в вопросах чести. К тому же колотушек заслуживает вовсе не он, он здесь отнюдь не из самых дерзких.
На этот раз намек был ясен; Келюс сделал знак д’О и д’Эпернону, которые блистали в другом конце зала и не были свидетелями выходки Бюсси.
— Господа, — начал Келюс, отведя своих друзей в сторону, — давайте посоветуемся. Ну, а ты, Сен-Люк, иди, беседуй с королем и продолжай свое дело миротворца, по-моему, ты в нем весьма преуспел.
Сен-Люк счел это предложение разумным и отошел к королю, который о чем-то горячо спорил с Шико.
Келюс увлек четырех миньонов в оконную нишу.
— Ну, послушаем, зачем ты нас позвал, — сказал д’Эпернон. — Я там волочился за женой Жуаеза и предупреждаю: если ты не сообщишь что-нибудь по-настоящему важное, я тебя никогда не прощу.
— Я хочу вас предупредить, господа, — обратился Келюс к своим товарищам, — что сразу же после бала я отправляюсь на охоту.
— Отлично, — сказал д’О, — а на какого зверя?
— На кабана.
— Что это тебе взбрело в голову? Ехать охотиться в такой собачий холод! Чего ради? Чтоб тебе же выпустили кишки в каком-нибудь перелеске?
— Ну и пусть! Все равно я еду.
— Один?
— Нет, с Можироном и Шомбергом, мы будем охотиться для короля.
— A-а! Понятно, — в один голос сказали Можирон и Шомберг.
— Король изъявил желание видеть завтра на своем обеденном столе кабанью голову.
— С отложным воротником по-итальянски, — сказал Можирон, намекая на простой отложной воротничок, который носил Бюсси, в отличие от пышных брыжей миньонов.
— Так, так, — подхватил д’Эпернон. — Идет. Я участвую в деле.
— Но что случилось? — спросил д’О. — Объясните мне, я все еще ничего не понимаю.
— Э, да оглянись вокруг, мой милый.
— Ну, оглянулся.
— Разве ты не видишь наглеца, который смеется тебе в лицо?
— Ты имеешь в виду Бюсси?
— Ты угадал. А не кажется ли тебе, что это и есть тот самый кабан, чья голова порадовала бы короля?
— Ты уверен, что король… — начал д’О.
— Вполне уверен, — прервал его Келюс.
— Значит, так тому и быть. На охоту! Но как будем охотиться?
— Устроим засаду. Засада всего надежнее.
Бюсси издали заметил, что миньоны о чем-то совещаются, и, не сомневаясь, что речь идет о нем, направился к своим противникам, на ходу перебрасываясь шуточками с друзьями.
— Присмотрись получше, Антрагэ, взгляни-ка, Рибейрак, ка!к они там разбились на парочки. Это просто трогательно. Их можно принять за Евриала с Нисом, Дамона с Пифием, Кастора с… Но постой, куда делся Поллукс?
— Поллукс женился, — ответил Антрагэ, — и наш Кастор остался без пары.
— Чем они там занимаются, по-вашему? — громко спросил Бюсси, дерзко разглядывая миньонов.
— Держу пари, — отозвался Рибейрак, — они изобретают новый способ крахмалить воротнички.
— Нет, господа, — улыбаясь, ответил Келюс, — мы сговариваемся отправиться на охоту.
— Шутить изволите, сеньор Купидон, — сказал Бюсси, — для охоты нынче слишком холодно. У вас кожа потрескается.
— Не беспокойтесь, сударь, — в тон ему ответил Можирон, — у нас есть теплые перчатки, и камзолы наши подбиты мехом.
— A-а, это меня успокаивает, — заметил Бюсси. — Ну и когда же вы выезжаете?
— Может быть, даже нынче ночью, — сказал Шомберг.
— Никаких “может быть”. Непременно нынче ночью, — поправил его Можирон.
— В таком случае, я должен предупредить короля, — заявил Бюсси. — Что скажет его величество, если завтра при его утреннем туалете все его любимцы будут сморкаться, чихать и кашлять?
— Не трудитесь понапрасну, сударь, — сказал Келюс, — его величеству известно, что мы собираемся на охоту.
— Вы будете охотиться на жаворонков, не так ли? — насмешливо поинтересовался Бюсси, стараясь придать своему голосу как можно более презрительное звучание.
— Нет, сударь, — сказал Келюс. — Не на жаворонков, а на кабана. Нам надо во что бы то ни стало раздобыть его голову.
— А кабан? — спросил д’Антрагэ.
— Уже поднят, — ответил Шомберг.