Выбрать главу

Глава 16

ДИПЛОМАТИЯ ГЕРЦОГА АНЖУЙСКОГО

Когда мушкетная пальба на улицах несколько поутихла, когда удары колокола стали реже, когда передний замка опустели, когда Бюсси и герцог Анжуйский остались наконец одни, герцог сказал: - Поговорим. Проницательный Франсуа уже заметил, что с момента их встречи Бюсси относится к нему с гораздо большей предупредительностью, чем обычно. С присущим ему знанием света, принц решил, что Бюсси, по всей вероятности, оказался в затруднительном положении, а значит, при некоторой доле хитрости, можно из этого извлечь пользу для себя. Но у Бюсси было время подготовиться, и он держался уверенно. - Поговорим, монсеньер, - ответил он. - Когда мы виделись с вами в последний раз, - сказал принц, - вы были тяжело больны, мой бедный Бюсси! - Это правда, монсеньер, - подтвердил молодой человек, - я был тяжело болен и спасся почти чудом. - В тот день при вас находился какой-то лекарь, - продолжал принц, чересчур озабоченный вашим здоровьем, как мне показалось, потому что он набрасывался на всех, кто приближался к вам, - И это тоже правда, монсеньер, мой Одуэн меня очень любит. - Он строго-настрого запретил вам вставать с постели, не так ли? - Чем я был возмущен до глубины души, как ваше высочество могли убедиться сами. - Но, - сказал герцог, - коли это вас так возмущало, вы могли бы послать медицину ко всем чертям и отправиться со мной, как я вас о том просил. - Проклятие! - воскликнул Бюсси, на сотню ладов вертя и крутя в руках свою аптекарскую шляпу. - Но, - продолжал герцог, - так как речь шла о серьезном деле, вы побоялись подвергнуть себя опасности. - Простите? - переспросил Бюсси, одним ударом кулака нахлобучивая все ту же шляпу до самых глаз. - Мне послышалось, мой принц, вы сказали, что я побоялся подвергнуть себя опасности? - Да, я так сказал, - ответил герцог Анжуйский. Бюсси вскочил со своего стула. - Тогда, значит, вы солгали, монсеньер, - воскликнул он, - солгали самому себе, слышите! Потому что вы сами не верите ни слову, ни единому слову из того, что сказали. У меня на теле двадцать шрамов, они свидетельствуют, что я не раз подвергал себя опасности и никого не боялся. И, клянусь честью, я знаю немало людей, которые не смогли бы сказать того же о себе и тем более доказать это. - У вас всегда наготове неопровержимые доводы, господин де Бюсси, возразил герцог, бледный и очень возбужденный. - Когда вас обвиняют, вы стараетесь перекричать упреки и воображаете, что это доказывает вашу правоту. - О нет, я не всегда прав, монсеньер, - возразил Бюсси, - и хорошо это знаю, но я так же хорошо знаю, в каких случаях я не прав. - В каких же это случаях? Скажите, сделайте милость. - В тех, когда я служу неблагодарным людям. - По чести, сударь, мне кажется, что вы забываетесь, - сказал принц, внезапно поднимаясь с тем видом достоинства, который он умел принимать в случае нужды. - Возможно, я забываюсь, монсеньер, - сказал Бюсси, - поступите раз в жизни так же: забудьтесь или забудьте меня. При этом Бюсси сделал два шага к выходу, но принц оказался проворней и загородил собою дверь. - Станете ли вы отрицать, сударь, - спросил он, - что в тот день, когда вы отказались выйти из дому со мной, вы через минуту вышли сами? - Я, - ответил Бюсси, - никогда ничего не отрицаю, монсеньер, разве что в тех случаях, когда у меня хотят вынудить признание. - Тогда объясните мне, почему вы настаивали на том, чтобы остаться дома. - Потому, что у меня были дела. - Дома? - Дома или в другом месте. - Я полагаю, что, когда дворянин состоит на службе у принца, главными его делами являются дела этого принца. - Так кто же, как правило, занимается вашими делами, монсеньер, если не я? - Я с этим не спорю, - ответил Франсуа, - обычно вы мне верны и преданы, скажу даже больше: я извиняю ваше дурное настроение. - Вот как? Вы очень добры. - Да, извиняю, потому что у вас есть некоторые основания сердиться на меня. - Вы признаете это, монсеньер? - Да. Я обещал вам опалу для господина де Монсоро. Вы, кажется, его сильно недолюбливаете, господина де Монсоро? - Я? Совсем нет. Я нахожу, что у него отталкивающая физиономия, и хотел бы, чтобы он убрался подальше от двора и не мозолил бы мне глаза. Вам же, монсеньер, вам, напротив, его физиономия по душе. О вкусах не спорят. - Что ж, раз единственное оправдание тому, что вы дулись на меня, как избалованный, капризный ребенок, состоит в этом, я скажу вам: вы были неправы вдвойне, когда не пожелали идти со мной, а после моего ухода вышли и стали совершать никому не нужные подвиги. - Я совершал никому не нужные подвиги, я?! Сию минуту вы обвиняли меня в том, что... Послушайте, монсеньер, будем же последовательными. Какие это подвиги я совершил? - Совершили, совершили. Я понимаю, что вы не любите господина д'Эпернона и господина де Шомберга. Я их тоже не люблю и, более того, - не выношу, но нужно было ограничиться нелюбовью и дождаться удобного момента. - Ого! - сказал Бюсси. - Что вы этим хотите сказать, монсеньер? - Убейте их, черт побери! Убейте обоих, убейте всех четырех, я вам буду за это только признателен, но не злите их, особенно когда сами вы потом исчезаете, а они срывают свою злость на мне. - Ну хорошо, что же я ему сделал, этому достойному гасконцу? - Вы имеете в виду д'Эпернона, не так ли? - Да. - Ну так вот, по вашему наущению его побили камнями. - По моему наущению?! - И самым отменным образом, так что камзол его был превращен в лохмотья, плащ разодран на куски и он возвратился в Лувр в одних штанах. - Прекрасно, - сказал Бюсси, - с этим все. Перейдем к немцу, В чем я повинен перед господином де Шомбергом? - Надеюсь, вы не станете отрицать, что приказали выкрасить его в индиго? Когда я его увидел, через три часа после этого происшествия, он еще был лазоревого цвета. И по-вашему, это удачная шутка? Полноте! Тут принц, вопреки своему желанию, засмеялся, а Бюсси, вспомнив, какое лицо было у Шомберга в чане, тоже не смог удержаться от хохота. - Так, значит, полагают, что это я сыграл с ним такую шутку? - Кровь Христова! Не я же, в самом деле? - И вы еще можете, монсеньер, в чем-то упрекать человека, которому приходят в голову такие замечательные идеи? Ну что я вам говорил? Вы неблагодарны. - Согласен. А теперь, послушай, если ты действительно вышел из дому ради этого, я тебя прощаю. - Правда? - Да, слово чести, но я еще не покончил с моими претензиями к тебе. - Я слушаю. - Поговорим немного обо мне. - Будь по-вашему. - Что сделал ты, чтобы помочь мне в беде? - Вы прекрасно знаете, что я сделал, - сказал Бюсси. - Пет, не знаю. - Так вот, я отправился в Анжу. - Иначе говоря, ты спас себя. - Да, потому что, спасая себя, я спасал вас. - Но разве ты не мог подыскать себе убежища где-нибудь в окрестностях Парижа, вместо того чтобы спасаться бегством в столь дальние края? Мне кажется, находись ты на Монмартре, мне от тебя было бы больше проку. - Вот тут-то мы с вами и расходимся, монсеньер; я предпочел приехать в Анжу. - Согласитесь, что ваша прихоть - это весьма посредственный довод. - Отнюдь, ибо моя прихоть была продиктована желанием завербовать вам сторонников. - А-а! Это уже другое дело. Ну поглядим, чего вы добились. - Я смогу рассказать вам это завтра, монсеньер, а сейчас наступило время, когда я должен вас покинуть. - Покинуть, зачем? - Чтобы повидаться и побеседовать с очень нужным человеком. - О! Если так, тогда не возражаю. Идите, Бюсси, но будьте осторожны. - Осторожен, почему? Разве мы здесь не самые сильные? - Все равно, не рискуй ничем. Ты уже много успел? - Я здесь всего два дня, как же вы хотите... - Но ты скрываешься хотя бы? - Еще бы! Клянусь смертью Христовой! Поглядите на костюм, в котором я с вами разговариваю, разве обычно я ношу камзолы цвета корицы? И в эти чудовищные штаны я влез тоже ради вас. - А где ты живешь? - О! Вот тут-то вы и оцените мою преданность. Я живу.., я живу возле крепостной стены, в жалкой лачуге с дверью на реку. Но вы, мой принц, как вы-то выбрались из Лувра? Почему я встретил вас на дорою с загнанным конем под вами и в компании господина д'Обинье? - Потому что у меня есть друзья, - сказал принц. - Друзья у вас? - воскликнул Бюсси. - Полноте! - Да, друзья, которых ты не знаешь. - В добрый час! И кто же эти друзья? - Король Наваррский и господин д'Обинье, ты его видел. - Король Наваррский... А! Верно. Вы ведь вместе участвовали в заговоре. - Я никогда не участвовал в заговорах, господин де Бюсси. - Не участвовали! Порасспросите-ка Ла Моля и Коконнаса! - Ла Моль, - сказал принц с мрачным видом, - совершил не то преступление, за которое, по мнению всех, его казнили. - Хорошо! Оставим Ла Моля и вернемся к вам, тем более что нам с вами, монсеньер, нелегко будет прийти к согласию по этому пункту. Как, черт возьми, выбрались вы из Лувра? - Через окно. - А! Действительно. А через какое? - Через окно моей спальни. - Значит, вы знали о веревочной лестнице? - Какой веревочной лестнице? - Той, которая в шкафу. - А! Выходит, и ты о ней знал? - сказал принц, побледнев. - Проклятие! - ответил Бюсси. - Вашему высочеству известно, что порой мне выпадало счастье входить в эту комнату. - Во времена моей сестры Марго, не правда ли? И ты входил через окно? - Черт побери! Вы же вышли через него! Меня удивляет только одно, как вы разыскали лестницу. - Я ее и не искал. - А кто же тогда? - Никто. Мне указали, где она. - Кто указал? - Король Наваррский. - Ах, так король Наваррский знает о лестнице! Вот уж никогда бы не поверил. Но, как бы то ни было, вы здесь, монсеньер, живой и невредимый. Мы с вами запалим Анжер, а с ним вместе запылает и Ангумуа и Беарн: это будет премилый пожарчик. - Но ты говорил о свидании? - сказал герцог. - А! Дьявол! Правда, я и позабыл за интересным разговором. Прощайте, монсеньер. - Ты берешь своего коня? - Проклятие! Если он нужен монсеньеру, ваше высочество может оставить его себе, у меня есть еще один. - В таком случае я принимаю его, потом сочтемся. - Хорошо, монсеньер, и дай бог, чтобы не я остался в долгу перед вами. - Почему? - Потому, что я не люблю того, кому вы обычно поручаете подбивать ваши счета. - Бюсси! - Вы правы, монсеньер, мы договорились, что не будем больше к этому возвращаться. Принц, который чувствовал, как нужен ему Бюсси, протянул молодому человеку руку. Бюсси дал ему свою, но при этом покачал головой. Они расстались.