Глава 29
О ТОМ, КАК ГРАФ МОНСОРО ОТКРЫЛ, ЗАКРЫЛ И СНОВА ОТКРЫЛ ГЛАЗА, И КАК ЭТО ЯВИЛОСЬ ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ ТОГО, ЧТО ОН ЕЩЕ НЕ ОКОНЧАТЕЛЬНО МЕРТВ
Какое счастье иметь хорошего друга, и особенно потому, что хорошие друзья встречаются редко. Так размышлял Реми, скача по полю на одной из лучших лошадей конюшен принца. Он бы охотно взял Роланда, но граф Монсоро его опередил, и Реми пришлось взять другого коня. - Я очень люблю господина де Бюсси, - говорил себе Одуэн, - а господин де Бюсси, со своей стороны, меня тоже крепко любит, так, во всяком случае, думаю я. Вот почему я сегодня такой веселый: я счастлив за двоих. Затем он добавил, вдохнув полной грудью: - В самом деле, мне кажется, сердце у меня до краев переполнено. Ну-ка, - продолжал он, экзаменуя себя, - ну-ка, как я стану раскланиваться с госпожой Дианой? Если вид у нее будет печальный - церемонный, сдержанный, безмолвный поклон, рука приложена к сердцу; если она улыбнется - сверхпочтительный реверанс, несколько пируэтов и полонез, который я исполню соло. Господину же де Сен-Люку, если он еще в замке, в чем я сильно сомневаюсь: "Виват", и изъявления благодарности по-латыни. Он-то убиваться не станет, будьте уверены... - Ага! Я приближаюсь. И действительно, после того, как лошадь свернула налево, потом направо, после того, как пробежала по заросшей цветами тропинке, миновала лесосеку и старый бор, она вступила в чащу, которая вела к стене. - О! Какие прекрасные маки! - сказал Реми. - Они напоминают мне о нашем главном ловчем. Те, на которые он упал, бедняжка, не могли быть прекраснее этих. Реми подъезжал к стене все ближе и ближе. Внезапно лошадь резко остановилась и, раздув ноздри, уставилась в одну точку. Реми, ехавший крупной рысью и не ожидавший остановки, чуть не перелетел через голову Митридата. Так звали лошадь, которую он взял вместо Роланда. Частые упражнения в верховой езде сделали Реми бесстрашным наездником; он вонзил шпоры в живот своего скакуна, но Митридат не шелохнулся. Этот конь, несомненно, получил свое имя по причине сходства его упрямого характера с характером понтийского царя. Удивленный Реми опустил глаза к земле в поисках препятствия, остановившего его коня, но увидел только большую, увенчанную розовой пеной лужу крови, которую постепенно поглощали земля и цветы. - Ага! - воскликнул он. - Уж не то ли это место, где господин де Сен-Люк проткнул господина де Монсоро? Реми поднял глаза и огляделся. В десяти шагах, под грубой каменной стеной, он увидел две неестественно прямые ноги и еще более неестественно прямое тело. Ноги лежали на земле, тело опиралось о стену. - Вот те раз! Монсоро! - воскликнул Реми. - Hie obiit Nemrod "Здесь умер Немврод (лат.).". Ну и ну, коли вдова оставляет его здесь, на растерзание воронам и коршунам, это хороший для нас признак, и моя надгробная речь будет состоять из реверанса, пируэтов и полонеза. И Реми, соскочив с коня, сделал несколько шагов в сторону тела. - Странно! - сказал он. - Он лежит тут, мертвый, совершенно мертвый, а кровь, однако, там. А! Вот след. Он добрался оттуда сюда, или, вернее, этот славный Сен-Люк, воплощенное милосердие, прислонил его к стене, чтобы избежать прилива крови к голове. Да, так оно и есть, он мертв, клянусь честью! Глаза открыты, лицо неподвижно - мертвым-мертвешенек. Вот так: раз, два. Реми сделал выпад и проткнул пальцем пустое пространство перед собою. Но тут же он попятился назад, ошеломленный, с разинутым ртом: глаза, которые Реми только что видел открытыми, закрылись, лицо покойника, с самого начала поразившее его своей бледностью, побледнело еще больше. Реми стал почти таким же бледным, как граф Монсоро, но, будучи медиком, то есть в достаточной степени материалистом, пробормотал, почесывая кончик носа; "Credere portentis mediocre "Не слишком-то верь в чудеса (лат.).". Раз он закрыл глаза, значит, он не мертв". И все же, несмотря на материализм Одуэна, положение его было не из приятных, и ноги подгибались в коленях совершенно неприличным образом, поэтому он сел или, вернее говоря, соскользнул на землю к подножию того дерева, у которого перед тем искал опоры, и оказался лицом к лицу с трупом. - Не могу припомнить, где точно, - сказал он себе, - по где-то я читал, что после смерти наблюдались определенные двигательные , феномены, которые свидетельствуют лишь об оседании материи, то есть о начале разложения. Вот чертов человек! Подумать только, он доставляет нам хлопоты даже после своей смерти, просто наказание. Ей-богу, не только глаза всерьез закрыты, но еще и бледность увеличилась, chroma chloron "Зеленый цвет (греч.).", как говорит Гальен; color albus "Белый цвет (лат.).", как говорит Цицерон, который был очень остроумным оратором. Впрочем, есть способ определить, мертв он или нет: надо воткнуть мою шпагу ему в живот на фут, если он не пошевельнется, значит, определенно скончался. И Реми приготовился проделать этот милосердный опыт. Он даже взялся уже за шпагу, когда глаза Монсоро снова раскрылись. Это событие оказало на Реми иное действие, чем первое: он вскочил, словно подброшенный пружиной, и холодный пот выступил у него на лбу. На этот раз глаза мертвеца так и остались широко раскрытыми. - Он не мертв, - прошептал Реми, - он не мертв. В хорошенькую же историю мы попали. Тут в голову молодому человеку, вполне естественно, пришла одна мысль. - Он жив, - сказал Реми, - это верно, но если я убью его, он станет вполне мертвым. Реми глядел на Монсоро; граф тоже глядел на него, и такими испуганными глазами, что можно было подумать, будто он читает в душе этого прохожего его намерения. - Фу! - воскликнул вдруг Реми. - Фу! Что за гнусная мысль! Бог свидетель, если бы он стоял на ногах и размахивал шпагой, я убил бы его с полным удовольствием, но в том виде, в каком он сейчас, - без сил, на три четверти мертвый, - это было бы больше чем преступление, это была бы подлость. - Помогите, - прошептал Монсоро, - помогите, я умираю. - Смерть Христова! - сказал себе Реми. - Положение весьма затруднительное. Я - врач, и, следовательно, мой долг облегчить страдания подобного мне существа. Правда, Монсоро этот так уродлив, что я почти вправе сказать: не подобного мне, а принадлежащего к тому же роду. Genus homo "Роду человеческому (лат.).". Что ж, забудем, что меня зовут Одуэн, забудем, что я друг господина де Бюсси, и выполним наш долг врача. - Помогите, - повторил раненый. - Я здесь, - сказал Реми. - Ступайте за священником, за врачом. - Врач уже нашелся, и, быть может, он избавит вас от священника. - Одуэн! - воскликнул граф де Монсоро, узнав Реми. - Какими судьбами? Как видите, граф остался верен себе: даже в предсмертной агонии он подозревал и допрашивал. Реми понял, что кроется за его вопросом. Этот лес не был посещаемым местом, сюда не приходили просто так, без дела. Следовательно, вопрос был почти естественным. - Почему вы здесь? - повторил Монсоро, которому подозрения придали немного сил. - Черт побери! - ответил Одуэн. - Да потому, что на расстоянии лье отсюда я встретил господина де Сен-Люка. - А! Моего убийцу, - пробормотал Монсоро, бледнея от боли и от гнева сразу. - И он велел мне: "Реми, скачите в лес, и в том месте, которое называется Старая лесосека, вы найдете мертвого мужчину". - Мертвого! - повторил Монсоро. - Проклятие! Он так думал, - сказал Реми, - не надо на него за это сердиться. Ну я и явился и увидел, что вы потерпели поражение. - А теперь скажите мне прямо, ведь вы имеете дело с мужчиной, скажите мне, смертельно ли я ранен? - А! Черт! - воскликнул Реми. - Вы слишком многого от меня хотите. Однако я попытаюсь. Поглядим. Мы уже говорили, что совесть врача одержала верх над преданностью друга. Итак, Реми подошел к Монсоро и со всеми подобающими предосторожностями снял с него плащ, камзол и рубашку. Шпага прошла над правым соском, между шестым и седьмым ребрами. - Гм, - хмыкнул Реми, - очень болит? - Не грудь, спина. - Ага! А скажите, пожалуйста, какая часть спины? - Под лопаткой. - Клинок наткнулся на кость, - сказал Реми, - потому и болит. И он осмотрел место, которое граф указал как средоточие самой сильной боли. - Нет, - сказал Реми, - нет, я ошибся. Клинок ни на что не наткнулся, он прошел насквозь. Чума побери! Славный удар, господин граф, отлично! Лечить раненных господином де Сен-Люком - одно удовольствие. У вас сквозная рана, милостивый государь. Монсоро потерял сознание, но у Реми его слабость не вызвала тревоги. - А! Вот оно. Это хорошо: обморок, пульс слабый. Все как полагается. (Он пощупал руки и ноги - кисти и ступни холодные. Приложил ухо к груди: дыхательные шумы отсутствуют; легонько постукал по ней: звук глухой). Черт, черт, вдовство госпожи Дианы, возможно, придется перенести на более поздний срок. В это мгновение легкая, красноватая, блестящая пена увлажнила губы раненого. Реми поспешно достал из кармана сумку с инструментами и вынул ланцет; затем он оторвал полосу от рубахи Монсоро и перетянул ему руку в предплечье. - Посмотрим, - сказал он. - Если кровь потечет, тогда, даю слово, госпоже Диане не суждено стать вдовой. Но если не потечет!.. Ах! Течет, ей-богу, течет! Прошу прощения, дорогой господин де Бюсси, прошу прощения, по, ничего не поделаешь, врач - прежде всего врач. И в самом деле, кровь, сначала словно бы поколебавшись одно мгновение, хлынула из вены. Почти в ту же секунду раненый вздохнул и открыл глаза. - Ах! - пробормотал он. - Я уж думал, что все кончено. - Еще нет, милостивый государь, еще нет. И, возможно даже... - Я выберусь? - О! Бог мой! Несомненно. Но прежде давайте закроем рану. Погодите, не двигайтесь. Видите ли, природа в эту самую минуту лечит вас изнутри, так же как я лечу вас снаружи. Я накладываю вам повязку, а она изготовляет сгусток. Я пускаю вам кровь, она ее останавливает. А! Природа - великий хирург, милостивый государь. Постойте, я вытру вам губы. И Реми провел носовым платком по губам графа. - Сначала, - сказал раненый, - я только и делал, что харкал кровью. - Что ж, теперь, видите, кровотечение уже остановилось. Все идет хорошо. Тем лучше! То есть тем хуже. - Как! Тем хуже? - Тем лучше для вас, разумеется, но тем хуже!.. Я знаю, что хочу сказать. Любезный мой господин де Монсоро, боюсь, что буду иметь честь вылечить вас. - Как! Вы боитесь? - Да, я-то себя понимаю. - Так, значит, вы считаете, что я поправлюсь?! - Увы! - Вы странный врач, господин Реми. - Что вам в том? Раз я вас спасаю!.. А теперь... Реми прекратил кровопускание и поднялся. - Вы меня бросаете? - спросил граф. - А! Вы слишком много говорите, милостивый государь. Лишняя болтовня вредна. Ах, да разве в этом дело? Мне скорее следовало бы посоветовать ему кричать. - Я не понимаю вас. - К счастью. Ну, вот вы и перевязаны. - А теперь? - А теперь я отправляюсь за помощью. - А я, что мне пока делать? - Сохраняйте спокойствие, не двигайтесь, дышите очень осторожно, старайтесь не кашлять. Не будем тревожить этот драгоценный сгусток. Какое жилье тут ближе всего? - Меридорский замок. - Как туда пройти? - спросил Реми, изображая полное неведение. - Переберитесь через стену, и вы попадете в парк пли же следуйте вдоль стены до ворот. - Хорошо, я поскачу туда. - Благодарю вас, добрый человек! - воскликнул Монсоро, - Кабы ты знал, каким добряком я на самом деле оказался, - пробормотал Реми, - ты бы меня еще не так благодарил! И, вскочив на коня, лекарь галопом помчался в указанном направлении. Через пять минут он прибыл в замок, все обитатели которого суетились и хлопотали, словно муравьи разрытого муравейника, обыскивая заросли и закутки парка и прилежащий к нему лес в бесплодных попытках обнаружить то место, где лежит тело их господина, ибо Сен-Люк, чтобы выиграть время, дал им неверные указания. Реми влетел, как метеор, в эту толпу и увлек ее за собой. Он с таким жаром отдавал распоряжения, что графиня де Монсоро не смогла удержаться от удивленного взгляда. Тайная, смутная мысль промелькнула в ее уме и на секунду затуманила ангельскую чистоту этой души. - А я-то думала, что он друг господина де Бюсси, - прошептала она, глядя, как удаляется Реми, увозя с собою носилки, корпию, чистую воду, в общем - все необходимое для лечения. Сам Эскулап со своими крыльями божества не успел бы сделать больше.