Глава 38
О ТОМ, В КАКОЙ ОБЛАСТИ ГОСПОДИН ДЕ СЕН-ЛЮК БЫЛ ПРОСВЕЩЕННЕЕ ГОСПОДИНА ДЕ БЮССИ, КАКИЕ УРОКИ ОН ЕМУ ПРЕПОДАЛ И КАК ИСПОЛЬЗОВАЛ ЭТИ УРОКИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ПРЕКРАСНОЙ ДИАНЫ
Сен-Люк возвратился, весьма гордый столь хорошо выполненным поручением. Дожидавшийся его Бюсси поблагодарил друга. Сен-Люку он показался очень грустным; подобное состояние было неестественным для исключительно храброго человека, которому сообщили, что ему предстоит блестящий поединок. - Я что-нибудь не так сделал? - спросил Сен-Люк. - У вас расстроенный вид. - Даю слово, милый друг, мне жаль, что, вместо того чтобы назначить срок, вы не сказали: "Немедленно". - А! Терпение. Анжуйцы еще не вернулись. Какого черта! Дайте им время приехать! Зачем вам торопиться устилать землю убитыми и ранеными? - Дело в том, что я хочу как можно скорее умереть. Сен-Люк уставился на Бюсси с тем удивлением, которое люди с идеально устроенным организмом испытывают на первых порах при малейшем признаке несчастья, пусть даже чужого. - Умереть! В вашем возрасте, с вашим именем, имея такую возлюбленную! - Да! Я убью всех четырех, я в этом уверен, но и сам получу хороший удар, который упокоит меня навеки. - Что за черные мысли, Бюсси! - Побывали бы вы в моей шкуре! Муж, считавшийся мертвым, воскресает. Жена не может оторваться ни на минуту от изголовья постели этого, с позволения сказать, умирающего. Ни обменяться улыбками, ни словечком перекинуться, ни руки коснуться. Смерть Христова! С удовольствием изрубил бы кого-нибудь в куски... Сен-Люк ответил на эту тираду взрывом смеха, который вспугнул целую стаю воробьев, клевавших рябину в малом саду Лувра. - Ах! - вскричал он. - Какое простодушие! И подумать только, что женщины любят этого Бюсси, этого школяра! Но, мой милый, вы потеряли рассудок: в целом мире не сыщется любовника счастливей вас. - Вот как? Попробуйте-ка доказать мне это, - вы, человек женатый! - Nihil facilius "Нет ничего легче (лат.).", как говаривал иезуит Трике, мой учитель. Вы в дружбе с господином де Монсоро? - Клянусь, мне стыдно за человеческий разум! Этот болван называет меня своим другом. - Что ж, и будьте его другом. - О!.. Злоупотребить этим званием?! - Prorsus absurdum "Бессмысленный вопрос (лат.).", всегда говорил Трике. Он и в самом деле ваш друг? - Он так утверждает. - Нет, он не друг вам, потому что он делает вас несчастным. В чем цель дружбы? В том, чтобы люди приносили друг другу счастье. По крайней мере, так определяет дружбу его величество, а король - человек ученый. Бюсси рассмеялся. - Я продолжаю, - сказал Сен-Люк. - Если Монсоро делает вас несчастным, значит, вы не друзья. Следовательно, вы можете относиться к нему либо безразлично и, в этом случае, отобрать у него жену, либо враждебно, и тогда убить его еще раз, коли ему одного раза не достаточно. - По правде говоря, - сказал Бюсси, - я его ненавижу. - А он вас боится. - Вы думаете, он меня не любит? - Проклятие! Испытайте. Отнимите у него жену, и вы увидите. - Это тоже логика отца Трике? - Нет, это, моя. - Поздравляю вас. - Она вам подходит? - Нет. Мне больше нравится быть человеком чести. - И предоставить госпоже де Монсоро излечить ее супруга духовно и физически? Ведь в конце-то концов, если вас убьют, нет никакого сомнения, что она прилепится к единственному оставшемуся у нее мужчине... Бюсси нахмурился. - Впрочем, - добавил Сен-Люк, - вот идет госпожа де Сен-Люк, это прекрасный советчик. Она нарвала себе букет в цветниках королевы-матери, и настроение у нее должно быть хорошим. Послушайте Жанну, каждое ее слово золото. И в самом деле, Жанна приближалась к ним, сияющая, преисполненная радости, искрящаяся лукавством. Есть такие счастливые натуры, которые, подобно утренней песне жаворонка в полях, несут всему окружающему радость и добрые предзнаменования. Бюсси дружески поклонился молодой женщине. Она протянула ему руку, из чего явствует с полной неопровержимостью, что вовсе не полномочный посол Дюбуа завез к нам эту моду из Англии вместе с договором о четырехстороннем союзе. - Как ваша любовь? - сказала Жанна, перевязывая свой букет золотой тесьмой, - Умирает, - ответил Бюсси. - Полноте! Она лишь ранена и потеряла сознание, - вмешался Сен-Люк. Ручаюсь, что вы приведете ее в чувство, Жанна. - Поглядим, - сказала молодая женщина, - покажите-ка мне рану. - В двух словах дело вот в чем, - продолжал Сен-Люк, - господина де Бюсси тяготит необходимость улыбаться графу де Монсоро, и он принял решение ретироваться. - И оставить Диану графу? - в ужасе воскликнула Жанна. Обеспокоенный этим первым проявлением ее чувств, Бюсси пояснил: - О! Сударыня, Сен-Люк не сказал вам, что я хочу умереть. Некоторое время Жанна глядела на него с состраданием, в котором не было ничего евангельского. - Бедная Диана, - прошептала она. - Вот и любите после этого! Нет, решительно, вы, мужчины, все до одного, себялюбцы. - Прекрасно! - сказал Сен-Люк. - Вот приговор моей супруги. - Себялюбец, я?! - вскричал Бюсси. - Не потому ли, что я боюсь унизить мою любовь трусливым лицемерием? - Ах, сударь, это всего лишь жалкий предлог, - сказала Жанна. - Если бы вы любили по-настоящему, вы боялись бы только одного унижения: быть разлюбленным. - Ну и ну! - сказал Сен-Люк. - Подставляйте кошелек, мой милый. - Но, сударыня, - возразил Бюсси голосом, дрожащим от любви, - есть жертвы, которые... - Ни слова больше. Признайтесь, что вы уже не любите Диану, так будет достойнее для благородного человека. При одной мысли об этом Бюсси побелел. - Вы не осмеливаетесь сказать ей. Что ж, тогда я скажу сама. - Сударыня, сударыня! - Вы очень забавны, все вы, с вашими жертвами... А мы разве не приносим жертв? Как! Подвергаясь опасности быть зверски убитой этим тигром Монсоро, сохранить все супружеские права для любимого, проявив такие силу и волю, на которые были бы неспособны даже Самсон и Ганнибал; укротить это злобное детище Марса и впрячь его в колесницу господина триумфатора, это ли не геройство? О, клянусь вам, Диана просто великолепна, я бы и четверти того не смогла совершить, что она делает каждый день. - Спасибо, - сказал Сен-Люк с таким благоговейным поклоном, что Жанна залилась смехом. Бюсси был в нерешительности. - И он еще думает! - воскликнула Жанна. - Он не падает на колени, не говорит "mea culpa"! - Вы правы, - сказал Бюсси, - я всего лишь мужчина, то есть существо несовершенное, стоящее ниже любой самой обыкновенной женщины. - Радостно сознавать, - сказала Жанна, - что я вас убедила. - Что мне делать? Приказывайте. - Отправляйтесь сейчас же с визитом.. - К господину де Монсоро? - Да что вы! Разве об этом речь? К Диане. - Но, мне кажется, они не расстаются. - Когда вы навещали, и столь часто, госпожу де Барбезье, разве возле нее не было все время той большой обезьяны, которая кусала вас из чувства ревности. Бюсси расхохотался, Сен-Люк последовал его примеру. Жанна присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого трио привлек к окнам всех придворных, прогуливавшихся по галереям. - Сударыня, - сказал наконец Бюсси, - я отправляюсь к господину де Монсоро. Прощайте. И на этом они расстались. Предварительно Бюсси посоветовал Сен-Люку не говорить никому о том, что он вызвал миньонов сразиться с ним. Затем он отправился к господину де Монсоро, которого застал в постели. Граф встретил появление Бюсси радостными восклицаниями. Реми только что пообещал ему, что не пройдет и трех недель, как его рана затянется. Диана приложила палец к губам: это было ее условное приветствие. Бюсси пришлось подробно рассказать графу о поручении, возложенном на него герцогом Анжуйским, о посещении двора, о недовольном виде короля и кислых физиономиях миньонов. Бюсси так и сказал: "кислые физиономии". Диана только посмеялась его словам. Монсоро при этих известиях задумался, попросил Бюсси наклониться и шепнул ему на ухо: - У герцога есть еще и другие замыслы, правда? - Должно быть, - ответил Бюсси. - Поверьте мне, - сказал Монсоро, - не компрометируйте себя ради этого подлого человека. Я знаю его. Он вероломен. Ручаюсь вам, что он никогда не остановится перед изменой. - Я знаю, - ответил Бюсси с улыбкой, напомнившей графу об обстоятельствах, при которых сам Бюсси пострадал от измены герцога. - Видите ли, - сказал Монсоро, - вы мой друг, поэтому я и хочу вас предостеречь. И еще: всякий раз, когда вы попадете в затруднительное положение, обращайтесь ко мне за советом. - Сударь, сударь! После перевязки надо спать, - вмешался Реми. Давайте-ка заснем. - Сейчас, милый доктор. Друг мой, погуляйте немного с госпожой де Монсоро, - сказал граф. - Говорят, что в нынешнем году сад просто чудесен. - Повинуюсь, - ответил Бюсси.
Глава 39
ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ГОСПОДИНА ДЕ МОНСОРО
Сен-Люк был прав, Жанна была права. Через восемь дней Бюсси это понял и воздал должное их мудрости. Уподобиться героям древних времен - значит стать на века идеалом величия и красоты. Но это значит также раньше времени превратить себя в старика. И Бюсси, позабывший о Плутархе, которого он перестал числить среди своих любимых авторов с тех пор, как поддался разлагающему влиянию любви, Бюсси, прекрасный, как Алкивиад, заботился теперь только о настоящем и не проявлял более никакого пристрастия к жизнеописаниям Сципиона или Баярда в дни их воздержания. Диана была проще, естественней, как теперь говорят. Она жила, повинуясь двум инстинктивным стремлениям, которые мизантроп Фигаро считал врожденными у рода человеческого: стремлению любить и стремлению обманывать. Ей даже и в голову не приходило возводить до философских умозрений свое мнение о том, что Шаррон и Монтень называют честностью. Любить Бюсси - в этом была ее логика. Принадлежать только Бюсси - в этом состояла ее мораль. Вздрагивать всем телом при простом легком прикосновении его руки - в этом заключалась ее метафизика. Господин де Монсоро, - прошло уже пятнадцать дней с тех пор, как с ним случилось несчастье, - господин де Монсоро, говорим мы, чувствовал себя все лучше и лучше. Он уже уберегся от лихорадки благодаря холодным примочкам - новому средству, которое случай или, скорее, Провидение открыли Амбруазу Парэ, но тут внезапно на него обрушилась новая беда: граф узнал, что в Париж только что прибыл монсеньер герцог Анжуйский вместе с вдовствующей королевой и своими анжуйцами. Монсоро беспокоился недаром, ибо на следующее же утро принц явился к нему домой, на улицу Пти-Пэр, под тем предлогом, что жаждет узнать, как он себя чувствует. Невозможно закрыть двери перед королевским высочеством, которое дает вам доказательство столь нежного внимания. Господин де Монсоро принял герцога Анжуйского, а герцог Анжуйский был весьма мил с главным ловчим и в особенности с его супругой. Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану, оперся на ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла. После чего он снова уселся в то самое кресло, вокруг которого, как мы уже сказали, он перед тем описал тройную циркумваллационную линию. Вид у него был весьма довольный, и Диана угадала по его улыбке, что он замышляет какую-то хитрость. Но все это относится к частной истории семейства Монсоро. Возвратимся лучше к прибытию герцога Анжуйского в Париж, принадлежащему к эпической части нашей книги. Само собой разумеется, день возвращения монсеньера Франсуа де Валуа в Лувр не прошел мимо внимания наблюдателей. Вот что они отметили: Король держался весьма надменно. Королева была очень ласкова. Герцог Анжуйский был исполнен наглого смирения и словно вопрошал всем своим видом: "Какого дьявола вы меня звали, ежели сейчас, когда я тут, вы сидите передо мной с такой надутой миной?" Аудиенция была приправлена сверкающими, горящими, испепеляющими взглядами господ Ливаро, Рибейрака и Антрагэ, которые, уже предупрежденные Бюсси, были рады показать своим будущим противникам, что если предстоящая дуэль и встретит какие-нибудь помехи, то, уж конечно, не со стороны анжуйцев. Шико в этот день суетился больше, чем Цезарь перед Фарсальской битвой. Потом наступило полнейшее затишье. Через день после возвращения в Лувр принц снова пришел навестить раненого. Монсоро, посвященный в малейшие подробности встречи короля с братом, осыпал герцога Анжуйского льстивыми похвалами, чтобы поддержать в нем враждебные чувства к Генриху. Затем, так как состояние графа все улучшалось, он, когда принц отбыл, оперся на руку своей жены и теперь уже обошел не три раза вокруг кресла, а один раз вокруг комнаты. После чего уселся в кресло с еще более удовлетворенным видом. В тот же вечер Диана предупредила Бюсси, что господин де Монсоро определенно что-то замышляет. Спустя несколько минут Монсоро и Бюсси остались наедине. - Подумать только, - сказал Монсоро, - что этот принц, который так мил со мной, мой смертельный враг и что именно он приказал господину де Сен-Люку убить меня. - О! Убить! - возразил Бюсси. - Полноте, господин граф! Сен-Люк человек чести. Вы сами признались, что дали ему повод и первым вынули шпагу и что удар был вам нанесен в бою. - Верно, но верно и то, что Сен-Люк действовал по подстрекательству герцога Анжуйского. - Послушайте, - сказал Бюсси, - я знаю герцога, а главное, знаю господина де Сен-Люка. Должен сказать вам, что господин де Сен-Люк всецело принадлежит королю, и отнюдь не принцу. А! Если бы вы получили этот удар от Антрагэ, Ливаро или Рибейрака, тогда другое дело... Но что касается Сен-Люка... - Вы не знаете французской истории, как знаю ее я, любезный господин де Бюсси, - сказал Монсоро, упорствуя в своем мнении. На это Бюсси мог бы ему ответить, что если он плохо знает историю Франции, то зато отлично знаком с историей Анжу и в особенности той его части, где расположен Меридор. В конце концов Монсоро встал и спустился в сад. - С меня достаточно, - сказал он, вернувшись в дом. - Сегодня вечером мы переезжаем. - Зачем? - сказал Реми. - Разве воздух улицы Пти-Пэр для вас нехорош или же у вас здесь мало развлечений? - Напротив, - сказал Монсоро, - здесь у меня их слишком много. Монсеньер герцог Анжуйский докучает мне своими посещениями. Он каждый раз приводит с собой около трех десятков дворян, и звон их шпор ужасно раздражает меня. - Но куда вы отправляетесь? - Я приказал привести в порядок мой домик, что возле Турнельского дворца. Бюсси и Диана, ибо Бюсси еще не ушел, обменялись влюбленными взглядами, исполненными воспоминаний. - Как! Эту лачугу? - воскликнул, не подумав, Реми. - А! Так вы его знаете, - произнес Монсоро. - Клянусь богом! - сказал молодой человек. - Как же не знать дома главного ловчего Франции, особенно если живешь на улице Ботрейи? У Монсоро, по обыкновению, шевельнулись в душе какие-то смутные подозрения. - Да, да, я перееду в этот дом, - сказал он, - и мне там будет хорошо. Там больше четырех гостей не примешь. Это крепость, и из окна, на расстояние в триста шагов, можно видеть тех, кто идет к тебе с визитом. - Ну и? - спросил Реми. - Ну и можно избегнуть этого визита, коли захочется, - сказал Монсоро, - особенно ежели ты здоров. Бюсси закусил губу. Он боялся, что наступит время, когда Монсоро начнет избегать и его посещений. Диана вздохнула. Она вспомнила, как в этом домике лежал на ее постели потерявший сознание, раненый Бюсси. Реми размышлял, и поэтому первый из троих нашелся с ответом. - Вам это не удастся, - заявил он, - Почему же, скажите на милость, господин лекарь? - Потому что главный ловчий Франции должен давать приемы, держать слуг, иметь хороший выезд. Пусть он отведет дворец для своих собак, это можно понять, но совершенно недопустимо, чтобы он сам поселился в конуре. - Гм! - протянул Монсоро тоном, который говорил: "Это верно". - И кроме того, - продолжал Реми, - я ведь врачую не только тела, но и сердца, и поэтому знаю, что вас волнует не ваше собственное пребывание здесь. - Тогда чье же?. - Госпожи. - Ну и что? - Распорядитесь, чтобы графиня уехала отсюда. - Расстаться с ней? - вскричал Монсоро, устремив на Диану взгляд, в котором, вне всякого сомнения, было больше гнева, чем любви. - В таком случае расстаньтесь с вашей должностью главного ловчего, подайте в отставку. Я полагаю, это было бы мудро, ибо в самом деле: либо вы будете исполнять ваши обязанности, либо вы не будете их исполнять. Если вы их исполнять не будете, вы навлечете на себя недовольство короля, если же вы будете их исполнять... - Я буду делать то, что нужно, - процедил Монсоро сквозь стиснутые зубы, - но не расстанусь с графиней. Не успел граф произнести эти слова, как во дворе раздался топот копыт и громкие голоса. Монсоро содрогнулся. - Опять герцог! - прошептал он. - Да, это он, - сказал, подойдя к окну, Реми. Он еще не закончил фразы, а герцог, пользуясь привилегией принцев входить без объявления об их прибытии, уже вошел в комнату. Монсоро был настороже. Он увидел, что первый взгляд Франсуа был обращен к Диане. Вскоре неистощимые любезности герцога еще больше открыли глаза главному ловчему. Герцог привез Диане одну из тех редких драгоценностей, какие изготовляли, числом не более трех или четырех за всю жизнь, терпеливые и талантливые художники, прославившие свое время, когда шедевры, несмотря на то что их делали так медленно, появлялись на свет чаще, чем в наши дни. То был прелестный кинжал с чеканной рукояткой из золота. Рукоятка являлась одновременно и флаконом. На клинке была вырезана с поразительным мастерством целая охота; собаки, лошади, охотники, дичь, деревья, небо были соединены в гармоническом беспорядке, который надолго приковывал взгляд к этому клинку из золота и лазури. - Можно поглядеть? - сказал Монсоро, опасавшийся, не спрятана ли в рукоятке какая-нибудь записка. Принц опроверг его опасения, отделив рукоятку от клинка. - Вам, охотнику, - клинок, - сказал он, - а графине - рукоятка. Здравствуйте, Бюсси, вы, я вижу, стали теперь близким другом графа? Диана покраснела. Бюсси, напротив, сумел совладать с собой. - Монсеньер, - сказал он, - вы забыли, что ваше высочество сами просили меня сегодня утром зайти к господину де Монсоро и узнать, как он себя чувствует. Я, по обыкновению, повиновался приказу вашего высочества. - Это верно, - сказал герцог. После чего он сел возле Дианы и вполголоса повел с ней разговор. Через некоторое время герцог сказал: - Граф, в этой комнате - комнате больного, ужасно жарко. Я вижу, графиня задыхается, и хочу предложить ей руку, чтобы прогуляться по саду. Муж и возлюбленный обменялись свирепыми взглядами. Диана, получив приглашение, поднялась и положила свою руку на руку принца. - Дайте мне вашу руку, - сказал граф де Монсоро Бюсси. И главный ловчий спустился в сад вслед за женой. - А! - сказал герцог. - Вы, как я вижу, совсем поправились? - Да, монсеньер, и я надеюсь, что скоро буду в состоянии сопровождать госпожу де Монсоро повсюду, куда она отправится. - Великолепно! Но до тех пор не стоит утомлять себя. Монсоро и сам чувствовал, насколько справедлив совет принца. Он уселся в таком месте, откуда мог не терять принца и Диану из виду. - Послушайте, граф, - сказал он Бюсси, - не окажете ли вы мне любезность отвезти госпожу де Монсоро в мой домик возле Бастилии? По правде говоря, я предпочитаю, чтобы она находилась там. Я вырвал ее из когтей этого ястреба в Меридоре не для того, чтобы он сожрал ее в Париже. - Пет, сударь, - сказал Реми своему господину, - пет, вы не можете принять это предложение. - Почему же? - спросил Бюсси. - Потому, что вы принадлежите к людям монсеньера герцога Анжуйского и монсеньер герцог Анжуйский никогда не простит вам, что вы помогли графу оставить его с носом. "Что мне до того!" - уже собрался воскликнуть горячий Бюсси, когда взгляд Реми призвал его к молчанию. Монсоро размышлял. - Реми прав, - сказал он, - об этом нужно просить не вас. Я сам отвезу ее, ведь завтра или послезавтра я уже смогу поселиться в том доме. - Безумие, - сказал Бюсси, - вы потеряете вашу должность. - Возможно, - ответил граф, - но я сохраню жену. При этих словах он нахмурился, что вызвало вздох у Бюсси. И действительно, тем же вечером граф отправился со своей женой в дом возле Турнельского дворца, хорошо известный нашим читателям. Реми помог выздоравливающему обосноваться там. Затем, так как он был человеком безгранично преданным и понимал, что в этом тесном жилище любовь Бюсси, оказавшаяся под угрозой, будет очень нуждаться в его содействии, он снова сблизился с Гертрудой, которая начала с того, что отколотила его, и кончила тем, что простила ему. Диана снова поселилась в своей комнате, выходящей окнами на улицу, комнате с портретом и белыми, тканными золотом занавесками у кровати. От комнаты графа Монсоро ее отделял всего лишь коридор. Бюсси рвал на себе волосы. Сен-Люк утверждал, что веревочные лестницы достигли самого высокого совершенства и прекрасно могут заменить лестницы обыкновенные. Монсоро потирал руки и улыбался, представляя себе досаду монсеньера герцога Анжуйского.