Глава 49
ШИКО ПЕРВЫЙ
Король был погружен в глубокую задумчивость, которая обещала планам господ Гизов легкий успех. Он посетил склеп вместе со всей братией, приложился к раке и, в завершение церемонии, стал усиленно бить себя кулаками в грудь, бормоча самые мрачные псалмы. Приор приступил к своим увещаниям, которые король выслушал все с тем же глубоко покаянным видом. Наконец, по сигналу герцога де Гиза, Жозеф Фулон склонился перед королем и сказал ему: - Государь, а теперь не угодно ли будет вам сложить вашу земную корону к ногам вечного владыки? - Пойдемте, - просто ответил король. И тотчас же все монахи, стоявшие шпалерами по пути короля, двинулись к кельям, в видневшийся слепа главный коридор. Генрих выглядел очень смягченным. Он по-прежнему бил себя кулаками в грудь, крупные четки, которые он торопливо перебирал, со стуком ударялись о черепа из слоновой кости, подвешенные к его поясу. Наконец подошли к келье; на пороге ее возвышался Горанфло, раскрасневшийся, с глазами, сверкающими, подобно карбункулам. - Здесь? - спросил король. - Здесь, - откликнулся толстый монах. Королю было от чего заколебаться, потому что в конце коридора виднелась довольно таинственного вида дверь или, вернее, решетка, выходящая на крутой скат, за которой глазу представала лишь кромешная тьма. .Генрих вошел в келью. - Hie porlus salutis? "Здесь спасительная гавань? (лат.)" - прошептал он взволнованным голосом. - Да, - ответил Фулон, - спасительная гавань здесь! - Оставьте нас, - сказал Горанфло с величественным жестом. Дверь тотчас же затворилась. Шаги монахов смолкли вдали. Король, заметив скамеечку в глубине кельи, сел и сложил руки на коленях. - А, вот и ты, Ирод, вот и ты, язычник, вот и ты, Навуходоносор! сказал, без всякого перехода, Горанфло, упершись в бока своими толстыми руками. Король, казалось, был удивлен. - Это вы ко мне обращаетесь, брат мой? - спросил он. - Ну да, к тебе, а к кому же еще? Сыщется ли такое бранное слово, которое бы не сгодилось для тебя? - Брат мой! - пробормотал король. - Ба! Да у тебя тут нет братьев. Давно уже я размышляю над одной проповедью.., ты ее услышишь... Как всякий хороший проповедник, я делю ее на три части. Во-первых, ты - тиран, во-вторых - сатир, и, наконец, ты низложенный монарх. Вот об этом-то я и буду говорить. - Низложенный монарх! Брат мой... - возмутился почти скрытый темнотой король. - Вот именно. Тут тебе не Польша, удрать тебе не удастся... - Это западня! - Э! Валуа, знай, что король всего лишь человек, пока он еще человек. - Это насилие, брат мой! - Клянусь Спасителем, уж не думаешь ли ты, что мы заперли тебя, чтобы с тобой нянчиться? - Вы злоупотребляете религией, брат мой. - А разве религия существует? - воскликнул Горанфло. - О! - произнес король. - Чтобы святой говорил такие слова! - Черт побери, я это сказал. - Вы погубите свою душу. - А разве можно погубить душу? - Вы говорите, как безбожник, брат мой. - Ладно, без глупостей! Ты готов, Валуа? - Готов к чему? - К тому, чтобы отречься от короны. Мне поручили предложить тебе это: я предлагаю. - Но вы совершаете смертный грех. - Э, - произнес Горанфло с циничной улыбкой, - я имею право отпускать грехи и заранее даю себе отпущение. Ну ладно, отрекайся, брат Валуа. - От чего? - От французского трона. - Лучше смерть. - Ну, что ж, тогда ты умрешь... Ага! Вот и приор. Он возвращается.., решайся. - У меня есть гвардия, друзья. Я буду защищаться. - Возможно, но сначала тебя убьют. - Дай мне, по крайней мере, подумать минуту. - Ни минуты, ни секунды. - Вы слишком усердствуете, брат мой, - сказал приор. И он сделал королю знак рукой, который говорил: "Государь, ваша просьба удовлетворена". После чего приор снова вышел за дверь. Генрих глубоко задумался. - Что ж, - сказал он, - принесем эту жертву. Размышления Генриха длились десять минут. В окошечко в дверях кельи постучали. - Готово, - сказал Горанфло, - он согласен. Из коридора до короля донесся шепот, выражавший радость и удивление. - Прочтите ему акт, - сказал голос. Звук его заставил короля вздрогнуть и даже бросить взгляд на решетку, которой было заделано дверное окошечко. Рука какого-то монаха протянула Горанфло через прутья свернутый трубкой пергамент. Горанфло с большим трудом прочитал этот акт королю; страдания того были так велики, что он закрыл лицо руками. - А если я откажусь подписать? - воскликнул король плаксивым тоном. - В таком случае вы себя погубите дважды, - откликнулся голос герцога де Гиза, приглушенный капюшоном. - Считайте, что вы уже мертвы для мира, и не вынуждайте подданных проливать кровь человека, который был их королем. - Вам не заставить меня, - сказал Генрих. - Я предвидел это, - шепнул герцог сестре, лоб ее был нахмурен, а в глазах читался страшный замысел. - Ступайте, брат, - добавил он, обращаясь к Майенну, - пусть все вооружатся и будут готовы? - К чему? - спросил жалобно король. - Ко всему, - ответил Жозеф Фулон. Отчаяние короля удвоилось. - Проклятие! - воскликнул Горанфло. - Я ненавидел тебя, Валуа, но теперь я тебя презираю. Давай подписывай, иначе я убью тебя своими собственными руками. - Погодите, - сказал король, - погодите, пока я вверю себя воле всевышнего и он ниспошлет мне смирение. - Он опять собирается думать! - возмутился Горанфло. - Оставьте его в, покое до полуночи, - сказал кардинал. - Благодарю, милосердный христианин, - воскликнул исполненный отчаяния король. - Бог воздаст тебе! - А у него действительно расслабление мозга, - сказал герцог де Гиз. - Мы оказываем Франции услугу, свергая его с трона. - Все равно, - заметила герцогиня, - какой бы он ни был слабоумный, я буду иметь удовольствие его постричь. Во время этого диалога Горанфло, скрестив на груди руки, осыпал Генриха самыми грубыми ругательствами и перечислял все его прегрешения. Внезапно снаружи монастыря раздался глухой шум. - Тише! - крикнул голос герцога де Гиза. Воцарилась глубочайшая тишина. Вскоре они поняли, что это гудят двери аббатства под чьими-то сильными и равномерными ударами. Прибежал обратно Майенн со всей быстротой, какую допускала его толщина. - Братья, - сказал он, - у главного входа отряд вооруженных людей. - Это за ним, - сказала герцогиня. - Тем более ему надо поторопиться с подписью, - заметил кардинал. - Подписывай, Валуа, подписывай! - закричал громовым голосом Горанфло. - Вы дали мне срок до полуночи, - умоляюще сказал король. - А ты уже и обрадовался, рассчитываешь на помощь. - Конечно, у меня еще есть возможность... - Умереть, если вы сию же минуту не подпишете, - прозвучал повелительный и резкий голос герцогини. Горанфло схватил короля за руку и протянул ему перо. Шум снаружи усилился. - Еще один отряд, - сказал прибежавший монах. - Они окружают паперть и обходят слева. - Скорей, - нетерпеливо вскричали Майенн и герцогиня. Король обмакнул перо в чернила. - Швейцарцы! - явился с сообщением Жозеф Фулон. - Они занимают кладбище справа. Аббатство полностью окружено. - Ну что ж, мы будем обороняться, - ответил решительно герцог Майеннский. - Ни одна крепость не сдастся на милость победителя, имея такого заложника. - Подписал! - взвыл Горанфло, вырывая лист из рук Генриха, который, сраженный всем этим, закрыл лицо капюшоном, а поверх него - руками. - Значит, мы - король, - сказал кардинал герцогу. - Унеси поскорей этот драгоценный пергамент. Король, в порыве горя, опрокинул маленькую ч единственную лампу, освещавшую эту сцену, но пергамент был уже в руках у герцога де Гиза. - Что делать? Что делать? - спросил прибежавший со всех ног монах, под рясой которого угадывался самый настоящий дворянин в самом полном вооружении. - Явился Крийон с французской гвардией и вот-вот высадит двери. Прислушайтесь!.. - Именем короля! - донесся мощный голос Крийона. - Чего там! Нет больше короля, - ответил Горанфло через окно кельи. - Какой разбойник это сказал? - откликнулся Крийон. - Я! Я! Я! - выкрикнул из темноты Горанфло с самой вызывающей надменностью. - Попытайтесь разглядеть этого дурня и всадите ему парочку пуль в брюхо, - приказал Крийон. А Горанфло, видя, что гвардейцы взяли мушкеты наизготовку, немедленно нырнул обратно в келью и плюхнулся на свой мощный зад посреди нее. - Ломайте двери, господин Крийон, - приказал среди всеобщей тишины голос, от которого встали дыбом волосы у всех настоящих и мнимых монахов, находившихся в коридоре. Тот, кому принадлежал этот голос, отделившись от остальных, подошел к ступеням аббатства. - Повинуюсь, государь, - ответил Крийон и со всего размаха ударил по главной двери топором. От этого удара содрогнулись стены. - Что вам надо? - спросил дрожащий приор, выглядывая в окно. - А! Это вы, мессир Фулон, - произнес все тот же высокомерный и спокойный голос. - Верните-ка мне моего шута, он решил заночевать тут у вас в одной из келий. Мне нужен мой Шико. Я скучаю без него в Лувре. - Зато я очень весело провожу время, сын мой, - ответил Шико, сбрасывая капюшон и расталкивая толпу монахов, отшатнувшихся от него с воплями ужаса. В это мгновение герцог Гиз, по приказу которого был принесен светильник, прочел с таким трудом добытую и еще не просохшую подпись внизу акта об отречении: "Шико первый" - Шико Первый, - воскликнул он, - тысяча проклятий! - Мы погибли, - сказал кардинал, - бежим! - Вот тебе, - приговаривал Шико, стегая веревкой, заменявшей ему пояс, полубесчувственного Горанфло. - Вот тебе!