Это ровно вдвое больше гонорара таких авторов, как Эжен Сю, Ламартин, Мери, Жорж Санд или Александр Дюма.
Это втрое, вчетверо больше того, что получает заслуженный автор, чье имя не так популярно, как только что названные нами имена.
Так скажите же мне, имеет ли правительство моральное право облагать какой бы то ни было товар налогом, вчетверо большим, нежели действительная стоимость товара?
В особенности, если нам отказывают в обладании таким товаром, как ум.
Вот как получилось, что не существует более газеты, достаточно богатой для того, чтобы покупать романы-фельетоны.
Вот почему все газеты публикуют теперь исторические очерки-фельетоны.
Дорогой читатель! Что вы можете сказать об исторических очерках-фельетонах в «Конституционалисте»?
— Фи!
Да, вот именно так!
Этого и добивались политики: положить конец разговорам о литераторах. Не говоря уже о том, что новый жанр должен быть весьма нравственным.
Так, например, мне, автору «Монте-Кристо», «Мушкетеров», «Королевы Марго» и так далее, предложили недавно написать «Историю Пале-Рояля», нечто вроде занимательного отчета: с одной стороны — история игорных домов, с другой — история публичных домов!
Мне, человеку глубоко религиозному, предложили написать «Историю папских преступлений»!
Мне предлагали… Не смею даже сказать вам, что мне еще предлагали.
Было бы не так уж страшно, если бы издатели ограничивались тем, что предлагали мне что-либо сделать.
А ведь мне предлагали и не делать.
Так, в одно прекрасное утро я получил письмо от Эмиля де Жирардена:
«Дорогой друг!
Я бы хотел, чтобы „Анж Питу " был объемом не в шесть томов, а в полтома, то есть чтобы он вышел в десяти главах вместо ста.
Делайте что хотите, сократите сами, если не желаете, чтобы это сделал я".
Я прекрасно все понял, черт побери!
У Эмиля де Жирардена в старых папках были мои "Мемуары", не подлежавшие гербовому сбору, он предпочитал скорее напечатать мои "Мемуары", чем публиковать роман "Анж Питу", за который надо было еще платить.
Вот он и решил сократить шесть томов романа, чтобы напечатать двадцать томов "Мемуаров".
Вот так, дорогой и возлюбленный читатель, получилось, что слово "конец" появилось раньше самого конца; вот так Анж Питу был задушен подобно императору Павлу I, только ему не вцепились в горло, а обхватили поперек туловища.
Однако, как нам известно благодаря "Мушкетерам", которых вы дважды считали погибшими, но которые оба раза оживали, моих героев не так легко задушить, как императоров.
Вот и с "Анжем Питу" произошло то же, что с "Мушкетерами". Питу не собирался умирать: он лишь исчез на время и теперь появится вновь. Я прошу вас не забывать о том, что мы переживаем неспокойное время, эпоху революций, которая зажигает много факелов, но задувает немало свечей; итак, прошу вас считать моих героев мертвыми только в том случае, если вы получите уведомительное письмо за моей подписью.
Да и то!..
Часть первая
I
КАБАЧОК У СЕВРСКОГО МОСТА
Если читатель не возражает, мы предлагаем ему ненадолго возвратиться к нашему роману "Анж Питу" и, раскрыв его вторую часть, заглянуть в главу под названием "Ночь с 5 на 6 октября". Там читатель найдет описание происшествий, которые небесполезно было бы вспомнить, прежде чем открывать настоящую книгу, ведь она начинается с описания событий, происходивших утром 6 октября.
После того как мы приведем несколько важных строк из этой главы, мы вкратце остановимся на некоторых событиях, что необходимо для продолжения нашего рассказа.
Вот эти строки:
"В три часа, как мы уже сказали, все было тихо. Члены Национального собрания, успокоенные докладом стражников, разошлись.
Все надеялись, что покой не будет нарушен.
Но надежды эти не оправдались.
Почти во всех народных волнениях, предшествующих революциям, случаются часы затишья, когда люди думают, что все закончилось и можно спать спокойно.
Они ошибаются.
За теми людьми, кто поднимает бунт, всегда стоят другие люди, которые ждут, пока первые волнения улягутся и те, кто в них участвовал, утомятся либо остановятся на достигнутом и решат отдохнуть.