Это был король.
За ним следовал г-н де Валори.
У короля на ходу оторвалась пряжка на башмаке, однако он продолжал путь, не пожелав обратить на это внимание; ее подобрал г-н де Валори.
Шарни сделал несколько шагов навстречу: он узнал его величество, вернее, не его, а г-на де Валори.
Шарни был из тех, кто в короле всегда хочет видеть монарха.
Ему стало больно и стыдно за короля.
Обращаясь к г-ну де Валори, он тихо спросил:
— А где королева?
— Королева идет следом за нами в сопровождении вашего брата.
— Хорошо. Выберите самый короткий путь и ждите нас у ворот Сен-Мартен; я отправлюсь по самой длинной дороге. Встречаемся у кареты.
Господин де Валори поспешил на улицу Сен-Никез, потом вышел на улицу Сент-Оноре, затем — на улицу Ришелье, оттуда вышел на площадь Побед и двинулся по улице Бурбон-Вильнёв.
Все ждали королеву.
Прошло полчаса.
Мы не станем описывать беспокойство беглецов. Шарни, на котором лежала вся ответственность, едва не лишился рассудка.
Он хотел было вернуться во дворец и осведомиться о происходящем, но король его удержал.
Юный дофин в слезах звал: "Мама, мама!"
Ни его сестре, ни мадам Елизавете, ни г-же де Турзель никак не удавалось его успокоить.
Настоящий ужас охватил всех, когда беглецы увидели, что возвращается освещаемая факелами карета генерала Лафайета. Она ехала назад с площади Карусель.
А произошло следующее.
У двери, выходившей во двор, виконт де Шарни подал королеве руку и хотел идти налево.
Однако королева его остановила.
— Куда вы? — спросила она.
— На угол улицы Сен-Никез, где нас ждет мой брат, — отвечал Изидор.
— Разве улица Сен-Никез находится недалеко от набережной? — удивилась королева.
— Нет ваше величество.
— Но ведь ваш брат обещал нас ждать у прохода, ведущего на набережную!
Изидор хотел было возразить, однако королева говорила так уверенно, что он засомневался.
— Боже мой! — воскликнул он. — Ваше величество, будем осмотрительны: малейшая оплошность может оказаться гибельной.
— А я говорю: на набережной, — продолжала настаивать королева, — я хорошо слышала, что на набережной.
— Ну что же, пойдемте на набережную, ваше величество; но если мы не найдем там карету, мы сейчас же пойдем на улицу Сен-Никез, не правда ли?
— Да, а теперь идемте на набережную.
Королева потащила за собой спутника через три двора, которые в те времена были разделены толстой стеной и соединялись только при помощи узкого прохода в дворцовой стене, отгороженного цепью и охраняемого часовым.
Королева и Изидор миновали один за другим эти проходы и перешагнули через три цепи.
Ни одному часовому не пришло в голову их остановить.
Да и как, в самом деле, можно было принять за королеву Франции эту молодую женщину, одетую как служанка из приличного дома и с легкостью перескакивающую через тяжелые цепи, опираясь на руку красивого юноши в ливрее дома принца Конде или похожей на нее?
Они вышли к воде.
Набережная была пустынна.
— Значит, с другой стороны, — предположила королева.
Изидор хотел было вернуться.
Однако на нее словно нашло затмение.
— Нет, нет, это должно быть здесь! — настаивала она.
И она потащила Изидора к Королевскому мосту.
Перейдя через мост, они очутились на набережной левого берега, столь же пустынного, что и правый.
— Давайте посмотрим на этой улице, — предложила королева.
Она вынудила Изидора свернуть на Паромную улицу.
Однако, не пройдя и сотни шагов, королева вынуждена была признать, что ошиблась, и остановилась.
Она задыхалась, силы готовы были вот-вот ее оставить.
— Ваше величество! Вы продолжаете настаивать? — спросил Изидор.
— Нет, — отвечала королева, — теперь дело за вами, ведите меня куда хотите.
— Ваше величество, Небом заклинаю вас, возьмите себя в руки! — воскликнул Изидор.
— О, мужества мне не занимать, — возразила королева, — просто я устала.
Откинувшись назад, они прибавила:
— Мне кажется, ко мне никогда не вернется ровное дыхание! Боже мой! Боже мой!
Изидор знал, что воздух, которого не хватало королеве, был ей в этот час столь же необходим, как лани, преследуемой собаками.
Он остановился.
— Передохните, ваше величество, — предложил он. — У нас есть время. Я ручаюсь за своего брата; если понадобится, он будет ждать до утра.
— Вы думаете, он меня любит? — забыв об осторожности, громко вскрикнула Мария Антуанетта, прижимая к груди руку молодого человека.
— Я думаю, что его жизнь, как и моя, принадлежит вам, ваше величество. То чувство, что принято называть любовью и почтительностью, у него доходит до обожания.
— Благодарю вас, — прошептала королева, — вы мне помогли, я отдохнула! Идемте…
И она с прежней легкостью проделала весь путь еще раз в обратном направлении.
Только вместо того чтобы вернуться во дворец, Изидор вывел ее через проход на площадь Карусель.
Они прошли огромную площадь, обычно до самой ночи заставленную маленькими переносными лавчонками и фиакрами, ожидающими пассажиров.
Теперь она была почти пустынна и еле освещена.
Однако до их слуха донеслись грохот колес и стук конских копыт.
Беглецы подошли к проезду, ведущему на улицу Эшель. Было очевидно, что конский топот и стук колес приближались с другой стороны к этому же проезду.
Уже замаячил вдалеке свет: это, по-видимому, были факелы, освещавшие экипаж.
Изидор хотел отступить, но королева потянула его вперед.
Изидор бросился, чтобы защитить королеву, как раз в ту минуту, когда с другой стороны проезда появились первые лошади факельщиков.
Изидор толкнул королеву в самый темный угол и заслонил ее собой.
Однако этот темный угол сейчас же осветился благодаря факельщикам.
Между ними в карете полулежал в элегантном мундире командующий национальной гвардии Лафайет.
В то мгновение как карета проезжала мимо, Изидор почувствовал, как чья-то рука скорее властно, чем с силой оттолкнула его.
Это была левая рука королевы; в правой она сжимала бамбуковую тросточку с золотым набалдашником, с какой женщины ходили в те времена.
Она ударила ею по колесам со словами:
— Прочь, тюремщик, я вырвалась из твоей тюрьмы!
— Что вы делаете, ваше величество! — воскликнул Изидор. — Подумайте, чем вы рискуете!
— Я мщу за себя, — отвечала королева. — Ради этого можно и рискнуть!
И вслед за последним факельщиком она кинулась в проезд, сияя, как богиня, и радуясь, словно ребенок.
XXII
ВОПРОС ЭТИКЕТА
Не успела королева сделать и десяти шагов, как человек в синем каррике и глубоко надвинутой клеенчатой шляпе судорожно схватил ее за руку и потащил к экипажу, стоявшему на углу улицы Сен-Никез.
Это был граф де Шарни.
В карете вот уже более получаса ее ожидала вся королевская семья.
Беглецы думали увидеть королеву замкнутой, подавленной, обессиленной; она же была радостной и оживленной; пережитая опасность, перенесенная усталость, допущенная оплошность, потерянное время, возможные последствия этого опоздания — все это она забыла благодаря удару тростью по карете Лафайета: ей казалось, что она ударила его самого.
В десяти футах от экипажа лакей держал под уздцы коня.
Шарни, ни слова не говоря, указал брату на коня, Изидор прыгнул в седло и пустился вскачь.
Он помчался в Бонди, чтобы заказать там лошадей.
Королева бросила ему вдогонку несколько слов благодарности, но Изидор их не расслышал.
— Едем, ваше величество, едем, нельзя терять ни секунды, — напомнил Шарни; в голосе его слышались почтительность и в то же время властность: так умеют говорить лишь поистине сильные люди в чрезвычайных обстоятельствах.
Королева вошла в карету, где уже находились король, мадам Елизавета, королевская дочь, дофин и г-жа де Турзель — иными словами, пять человек; она устроилась на заднем сиденье, посадила дофина к себе на колени; король поместился с ней рядом; мадам Елизавета, юная принцесса и г-жа де Турзель сели напротив.