Впрочем, Леонар, уехавший из Варенна еще до ареста короля, не мог сообщить маркизу ничего нового.
Это небольшое происшествие помогло генералу скоротать несколько минут томительного ожидания. Но прошло уже около часу с тех пор, как командиру Королевского немецкого полка был передан приказ, и потому г-н де Буйе в третий раз послал сына в Стене, приказав ему без полка не возвращаться.
Граф Луи уехал в бешенстве.
Прибыв на место, он еще больше рассвирепел: были готовы всего полсотни человек!
Он забрал этих людей и с ними отправился к городским воротам, чтобы обеспечить себе свободу передвижения; затем он вернулся к ожидавшему его генералу, уверяя его, что уж на этот-то раз за ним точно следуют командир полка и его солдаты.
Так он, во всяком случае, думал. Но только десять минут спустя, когда он в четвертый раз собирался вернуться в город, показалась головная колонна Королевского немецкого полка.
При других обстоятельствах г-н де Буйе приказал бы арестовать командира его же подчиненным, но в такую минуту он опасался вызвать недовольство офицеров и солдат и позволил себе лишь упрекнуть его в медлительности; потом, обратившись к солдатам с речью, он сказал, какая почетная миссия на них возложена: не только свобода, но сама жизнь короля и членов королевской семьи зависела от них; он обещал офицерам почести, солдатам — награду и для начала приказал раздать им четыреста луидоров.
Речь, имевшая такой финал, произвела ожидаемое действие: солдаты грянули «Да здравствует король!» и полк в полном составе поскакал галопом в Варенн.
В Дёне они застали отряд из тридцати человек, охранявший мост через Мёзу (он был оставлен г-ном Делоном, когда тот уезжал вместе с Шарни из Дёна).
Маркиз забрал с собой этих тридцать человек, и они продолжали путь.
Перед ними лежали восемь трудных льё: дорога то поднималась, то сбегала вниз и потому они никак не могли перейти на тот аллюр, какого им хотелось; перед маркизом стояла задача привести солдат в таком состоянии, чтобы они были способны и выдержать натиск противника, и атаковать его.
Но уже ощущалось, что они вступают на неприятельскую территорию: по обеим сторонам от дороги в деревнях гремел набат, впереди слышалась стрельба.
Они продолжали продвигаться вперед.
В Ла-Гранж-о-Буа какой-то всадник с обнаженной головой, пригнувшись к холке коня, не сводит глаз с дороги; он издалека начинает подавать знаки. Солдаты под командованием маркиза де Буйе торопят лошадей, и вот полк поравнялся со всадником.
Это г-н де Шарни.
— За короля, господа! За короля! — кричит он еще издалека, подняв руку.
— За короля! Да здравствует король! — отвечают солдаты и офицеры.
Шарни занимает место в их рядах; в нескольких словах он обрисовывает положение: король находился еще в Варение, когда граф оттуда уехал, — значит, не все еще потеряно.
Лошади устали; это не имеет значения, полк все равно поскачет тем же аллюром: лошади напичканы овсом, люди разгорячены речами и луидорами г-на де Буйе; полк летит, словно ураган, с криками «Да здравствует король!».
В Крепи они встречают священника из присягнувших. Он видит войско, спешащее в Варенн, и злорадствует:
— Поторапливайтесь, поторапливайтесь! К счастью, вы все равно опоздаете!
Граф де Буйе слышит его слова и набрасывается на него с саблей в руке.
— Несчастный, — кричит ему отец, — что ты делаешь?
Молодой человек спохватывается, что едва не убил безоружного человека, и притом священнослужителя, — а это двойное преступление; он высвобождает ногу из стремени и бьет священника сапогом в грудь.
— Вы опоздаете! — продолжает кричать священник, падая в придорожную канаву.
Солдаты продолжают путь, проклиная вестника несчастья.
Выстрелы слышатся все явственнее.
Это г-н Делон с семьюдесятью гусарами обстреливают примерно такое же число национальных гвардейцев.
Королевский полк бросается в атаку, разгоняет национальных гвардейцев и движется дальше.
Но по пути они узнают от г-на Делона, что король уехал из Варенна в восемь часов утра.
Маркиз де Буйе вынимает часы: без пяти минут девять.
Ничего! Еще не все потеряно. Не может быть и речи о том, чтобы ехать через город: на улицах баррикады; надо обойти Варенн стороной, обогнуть его слева, ибо справа сделать это не позволяет местность.
Если ехать слева, придется форсировать реку. Но Шарни утверждает, что ее можно перейти вброд.
Гусары оставляют Варенн справа, скачут по лугам; они хотят атаковать эскорт на клермонской дороге: сколько бы ни было там человек, они освободят короля или погибнут.
Спустившись с возвышенности, на которой расположен город, гусары оказываются у реки. Шарни первым понукает своего коня и ступает в воду, за ним — маркиз и граф де Буйе, потом в воду бросаются офицеры, а за офицерами — солдаты. Лошадей и людей так много, что за ними не видно воды. Десять минут спустя они переходят реку вброд.
Вода освежила и коней и всадников. Они снова мчатся галопом прямо к клермонской дороге.
Вдруг Шарни, скакавший впереди войска шагов на двадцать, останавливается и неожиданно вскрикивает: он оказался на берегу глубокого канала с крутыми скатами и обнаружил его, лишь подъехав вплотную.
Он совсем забыл об этом канале, а ведь сам отметил его на карте. Этот канал тянется на многие льё в обе стороны и на всем протяжении одинаково труден для форсирования. Если не преодолеть канал с ходу, то его уже не преодолеть никогда.
Шарни подает пример: он первым бросается в воду; в канале брода нет, но выносливый конь графа уверенно плывет к другому берегу.
Однако берег представляет собой крутой глинистый откос, и подковы не могут за него зацепиться.
Три или четыре раза Шарни пытается выбраться на берег; но, несмотря на ловкость всадника, умница-конь после отчаянных, почти человеческих попыток подняться соскальзывает назад, не найдя опоры для передних ног, и падает в воду, жалобно фыркая и едва не опрокидываясь на всадника.
Шарни понимает: то, что не удается сделать жеребцу чистых кровей, находящемуся в руках опытного всадника, тем более будет не под силу четыремстам эскадронным лошадям.
Итак, попытка оказалась неудачной, рок одержал верх: король и королева погибли, и раз уж он не сумел их спасти, ему остается лишь до конца исполнить свой долг, то есть погибнуть вместе с ними.
Пытаясь выбраться на берег, он предпринимает последнее усилие, столь же безуспешное, как и предыдущие; впрочем, он успевает до половины лезвия вонзить свою саблю в глину.
Коню эта опора в виде воткнутого клинка ни к чему, но она может пригодиться всаднику.
И действительно, Шарни оставляет стремена и повод, представляет своему коню возможность бороться с гибельной водой в одиночку, подплывает к своей сабле, хватается за нее и после нескольких безуспешных попыток найти опору для ноги чудом выбирается на берег.
Он оборачивается и видит, как на другом берегу канала г-н де Буйе и его сын плачут от злости, а хмурые солдаты стоят неподвижно, молча наблюдая за безнадежной борьбой Шарни и понимая, что пытаться преодолеть этот непреодолимый канал совершенно бесполезно.
Господин де Буйе в отчаянии ломает руки, ведь до сих пор он был исключительно удачлив: за что бы он ни брался, все его начинания увенчивались успехом, и в армии о нем даже сложили поговорку «Удачлив, как Буйе».
— Ну, господа, — задетый за живое, кричит он, — можно ли после этого назвать меня удачливым?
— Нет, генерал, — отвечает ему с другого берега Шарни. — Но можете быть спокойны: я скажу, что вы сделали все, что в человеческих силах, а если скажу я, то мне поверят. Прощайте, генерал.
Оставшись без коня, мокрый насквозь и весь покрытый грязью, Шарни идет через поле, бросив на берегу саблю и практически лишившись пистолета, так как весь порох в нем подмок; граф переходит на бег и скоро исчезает за деревьями, похожими на часовых, будто лес выставил их вдоль дороги.