- Хозяин появляется редко, а сами мы в дом не заходим, так, если только посмотреть, всё ли в порядке. Обычно в привратницкой обретаемся, - почесав голову, наконец, выдал один из них. – В порядке всё дома. Нету работы по твоей части, парень.
- Почём знаешь? – не согласился второй. – Сам же сказал, что внутрь мы и не заходим практически.
Не известно, сколько бы продолжались эти переговоры, если бы Генрих, нетерпеливо хмыкнув, не заметил:
- Может, оно и так, конечно. Только вряд ли хозяин обрадуется, если под ним рухнет крыльцо!
Это замечание положило конец дебатам и нас повели по дорожке сада в сторону особнячка. Домом его называть уже просто язык не поворачивался.
- Ну, что я говорил? Ещё сто лет простоит! – удовлетворённо заметил почёсывающийся охранник, когда Генрих со скорбной миной признался в том, что крыльцо действительно, крепкое и рушиться от старости в ближайшее время не собирается.
«Ещё бы! Если учесть, что крыльцо каменное!», - подумала я, но решила промолчать. После первой демонстрации мужчины заметно подобрели и вальяжно открыли нам дверь, чтобы мы и дальше могли убедиться в том, что дом новый, не какая-то деревенская развалюха, и услуги плотника тут не нужны.
Внутри дом господина генерала тоже выглядел просторным, с минимумом мебели, затянутой в чехлы, со скатанными коврами и общим ощущением необжитости.
- Пустовато тут, - тихо пискнула я, с благоговением рассматривая тяжёлые бронзовые часы, стоящие на камине.
После этого мы получили всю информацию, которой только обладали охранники. По их словам, хозяин бывает дома крайне редко, почти никогда, а в последнее время и вовсе ездить перестал, но письма с подробными указаниями и оплату труда ребята получают от него регулярно, а потому претензий никаких не имеют.
Мы с грустным видом распрощались со словоохотливыми ребятами, получили кучу направлений, куда мы можем обратиться с предложением о своих услугах, и калитка закрылась за нами на массивную щеколду.
Генрих выглядел задумчивым и молчаливым, только сурово сдвинул брови, быстро шагая рядом.
- А, если вдуматься, то имя генерала ни разу не прозвучало. Быть может, это какая-то ошибка? – спросила я унылым тоном, сама не веря в то, что говорю.
- Нет никакой ошибки, - злобно буркнул супруг и рефлекторно сжал кулаки. – Там, в гостиной, висело зеркало в бронзовой раме. Я видел его когда-то. В покоях деда!
Мы вернулись обратно в свой закуток, продрогшие, усталые, поужинали тут же, не спеша посетить местное общество в общем зале, кое-как вымылись в тазу, причём Генрих старательно не смотрел в мою сторону, только нервно ёрзал на кровати, слыша моё довольное мычание.
В голове была пустота и, кто бы что не думал, я вовсе не была удовлетворена тем, что мои самые худшие опасения подтвердились: генерал не просто был мелким воришкой, потихоньку уводящем пару монет то тут, то там. Выходит, что мало того, что он никакой и не генерал вовсе, так и появился он в поместье далеко не случайно, якобы как старый соратник деда Генриха.
- Знаешь, о чём я подумала? – я повернулась к Генриху, пристойно натянув одеяло до самого подбородка, дабы не смущать его больше необходимого. – О том, что дядюшка Отто был подельником твоего деда в убийстве своей любовницы. И он был одним из тех людей, которые оттащили тело бедняжки к пруду, имитируя самоубийство. Учитывая то, что он был врачом, вряд ли было сложно сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил.
- Думаю, что ты права, - неохотно отозвался Генрих и его глаза опасно блеснули в темноте. – Неприятная эта процедура: разрушение иллюзий. Я всегда считал, что мой дед… человек непростой, но пойти на убийство своей любовницы для того, чтобы скрыть беременность…
- Это пока лишь одна из версий, - жалостливо прошептала я, дотронувшись до шёлка волос Генриха. – Думаю, что беседа с дядюшкой Отто расставит всё по своим местам.
- Не нужно, Труди! Прошу тебя, - простонал супруг и рефлекторно потянулся за моей рукой. – Пойми меня правильно, но я ведь не железный и я давно мечтаю о том… чтобы наш брак стал настоящим. Нет, ничего не говори, твоя жалость для меня ещё больнее неприкрытой ненависти, которую я, вне всякого сомнения, заслужил. Я знаю, что совершил слишком много ошибок, я не воспринимал наш брак ничем, кроме неприятной, но необходимой обузы. А то, что я не дал себе труда поинтересоваться тем, как живёт мой сын, вообще недостойно прощения. Да что там, Герман намекал мне на то, что я должен больше времени уделять своему дому, но я считал необязательным для себя..
Я открыла было рот для того, чтобы возразить, но Генрих закрыл мне рот ладонью, и я ощутила жар, исходящий от его тела.