Но мир темнеет в час души ненастья,
Когда так хочется тепла,
Найти покоя, радости и счастья.
Душа болит, прося ответ,
И задыхаясь в поисках, метаньях.
Как просто жить, когда нет бед,
Как сложно, проходя сквозь испытанья.
Конец света наступает не только тогда, когда на мир падает кара господня. Вот и Чеар познал эту простую истину, оказавшись в каменной яме-тюрьме. Лестница, по которой он спустился на дно своего нового дома, поднялась наверх, а затем тяжелая крышка закрыла выход.
– Вот и все, – констатировал Чеар, присев на пол.
На дворе была ночь, поэтому ему не удалось разглядеть помещение во время спуска, хотя наверху светили факелы. Огонь сыграл тут злую шутку: осветив лестницу, он создал густую тень вне ее пределов.
Какое-то время Чеар сидел неподвижно, пытаясь привыкнуть к темноте. Но как он ни старался что-то разглядеть, ничего не получалось. Темнота навалилась на него, поглотила все оттенки и краски, все линии и грани. Только бесформенно-черное – и ничего более вокруг. Тут был лишь он сам и мех с водой, что сунули ему стражники.
Чеар встал на ноги, выпрямившись в полный рост.
«Итак, что я знаю об этом месте. Первое – это то, что оно находится недалеко от площади с серым камнем. Через нее меня вели. Рядом с моей тюрьмой есть еще с десяток таких же, прикрытых сверху тяжелыми крышками».
«Второе, что мне известно, – продолжил размышлять Чеар, – это приблизительное расстояние до выхода из моего каземата. Где-то два моих роста, а значит, около восьми локтей, если считать от пола. Немало».
«В-третьих, вероятно, форма у моей тюрьмы кувшинообразная. Снизу широко, а сверху узко. Вот, пожалуй, и все».
Информации явно не хватало. Поэтому Чеар решил на ощупь исследовать окружающее его пространство. Он вытянул руки перед собой и сделал шаг вперед. Пустота. Еще шаг и его ладони уперлись в стену. Хорошо, есть еще один ориентир.
«Теперь нужно сделать пару шагов назад и пойти в противоположном направлении, – подумал Чеар и, развернувшись спиной к стене, незамедлительно принялся отмерять шаги. Через четыре он вновь соприкоснулся ладонями с очередной точкой опоры.
После этого он снял сапоги, оставив их на полу у стены, а сам пошел вдоль нее, перебирая по ее шершавой поверхности руками. Стена была сделана все из того же песчаного пористого материала, что и сами холмы Пещерного гарлиона. Пройдя три шага, Чеар почувствовал на своей щеке струйку воздуха. Он обшарил стену руками и наткнулся на небольшое отверстие, служившее, вероятно, для вентиляции помещения. Еще шесть шагов Чеар наткнулся на такое же отверстие, но оно было значительно ниже первого, где-то на уровне его живота. После этого, сделав три шага, он наступил на свой сапог.
«Вот и все», – печально подытожил Чеар.
В помещении не было каких-либо резких или неприятных запахов, воздух был сухим и еле теплым, что было благом.
Чеар спустился вниз абсолютно спокойным, пока все складывалось для него так, как он и предполагал. Даже лучше – его не побили, Лита вела себя более или менее предсказуемо, да и Кану было не до него. Теперь же ему оставалось только одно – ждать. Он не знал, когда Шор Кан решит свершить над ним суд, но хотелось бы, чтобы он начался поскорее, пока «ораторский запал» был свеж, а дух на высоте. А еще Чеар надеялся на суд в присутствии жителей Пещерного гарлиона, это должно было помочь ему склонить на свою сторону чашу весов. Его план был прост. Напомнить о правилах всем и каждому, сказать об искажении закона некоторыми, тем самым оправдав свое неповиновение зерту и нападение на товарищей. Он желал расположить к себе народ, применяя рычаги «жалость» и «справедливость». В итоге поведение Литы и ей подобных должно быть объявлено неверным, но ее простят. В случае накладок у Чеара была припасена пара фраз о заблуждении, о широте понимания молодых законов Пещерного гарлиона и тому подобное. Для себя же Чеар ждал только оправдания. Это позволяло не только выйти на свободу, это делало его опять членом общины, да не просто рядовым, а борцом за справедливость, ведь он страдал за правду, а народ это любит и уважает. Но не менее важным для Чеара было восстановить отношения с Литой. Ведь она всеми правдами и неправдами подстраивалась под новый для нее жестокий мир, где, чтобы выжить, ей виделся лишь один выход – быть еще более жестокой. Чеару было горько от осознания того, кем стала милая и веселая Лита, но старое «я» все еще жило в ней, значит, у него был шанс все изменить.