Собственное поведение обдумывать не хотелось, Рон знал, что успеет пожалеть, но ему было некомфортно, и пусть он не сомневался, что в крайнем случае сможет уложить всех в этом клубе на лопатки, на такие категоричные поступки был не готов.
Во всяком случае, здоровяк подтолкнул его к тому, на что самому Рону пока не достало смелости: выгнал на танцпол.
Рон не танцевал — совсем, и Святочный Бал тут был не при чём, — но сейчас вовсе не чувствовал скованности. Он знал, что пришел расслабиться, понимал это не только на уровне идеи, но и чувствовал. Влившись в толпу, он попытался подстроиться под темп музыки и отпустить себя. Какая-то часть сознания подсказывала, что он, возможно, выглядит нелепо, но сейчас его это не волновало: рядом не было никого, кто бы припомнил ему это. Рядом не было никого, кто знал бы его или хоть что-то о нём, и это почти открывало второе дыхание. Что бы он ни сделал, на кого бы ни положил глаз, у этого не будет никаких долгосрочных последствий, только сиюминутное удовольствие; это знание раскрепощало.
Рон на мгновение задался вопросом, почему же он раньше не пытался выбраться в люди сам, но тут же отринул эту мысль: не время для сожалений. Он не мог изменить того, что уже было сделано, у него не было никаких срочных дел, а значит, оставалось только жить — прямо здесь и сейчас.
Кто-то пристроился сзади — Рон почувствовал чужое тепло. В душе не поднялась волна паники, как это бывало в таких случаях на тренировках или только что, со здоровяком у барной стойки, и он просто продолжил двигаться. Потом всё же обернулся, оказываясь лицом к лицу с рыжеволосым парнем. Тот подмигнул ему и вильнул бедрами. Короткая стрижка, синие джинсы и простая чёрная футболка выгодно отличали его от толпы парней вокруг, выглядевших порой весьма экзотично. Единственное, что придавало некоторую незаурядность — тускло мерцающая в правом ухе маленькая серёжка-гвоздик. Но хотя бы никаких малиновых волос или блестящих клетчатых лосин в облипку.
Рон улыбнулся уголками губ, не поощряя, но и не отталкивая. В ушах гремела музыка, и ему внезапно показалось, что он наблюдает за собой со стороны, словно был не в своем теле, а может, только-только осознал, что находится в этой телесной оболочке, а до этого и не подозревал, что такое бывает.
Ощущение было странным, но не неприятным.
Он сделал шаг ближе и попытался подстроиться под движения незнакомца. Тот приободрился: тоже приблизился и даже шевельнул рукой, как будто собирался дотронуться до Рона, но в последний миг отказался от этой мысли. Запретив себе думать, Рон хмыкнул и коснулся парня сам, просто задел предплечье, проследил за реакцией и, когда её не последовало, развернулся спиной и шагнул ещё ближе. Чужие руки скользнули по талии, погладили бёдра и задержались на этом уровне, и они оба принялись синхронно покачиваться. Рон подавил желание откинуть голову назад — может, это и было бы здорово, но казалось гораздо более интимным, он не любил, когда незнакомцы касались его шеи.
Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Партнёр по их странному танцу вжимался пахом ему в ягодицы, и это напрягало и интересовало одновременно. Если чуть-чуть податься назад… Рону в голову даже никогда не приходило, что он ни с того ни с сего задастся вопросом — а каково это, снизу? Даже с Драко, которому он доверял, и даже… а больше и не с кем было.
Он тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли, и взгляд вдруг зацепился за копну очень светлых волос в толпе. Не так уж мало в Лондоне таких белобрысых, и это было просто совпадением, но он вдруг застыл, возвращаясь к реальности. Сложись всё по-другому, и ноги бы его здесь, тем более, в таком положении, не было, но теперь…
А вдруг?..
Стараясь унять невесть откуда взявшееся волнение, Рон беспокойно завертелся. Снова вслушался в музыку, как в спасительное забытье, но одна песня как раз закончилась, началась другая, и ощущение закономерности происходящего резко пропало.
Рон крутанулся в руках у незнакомца, уставился ему в лицо — у того на щеках тоже мелькала россыпь веснушек; он поднял брови, так что они почти слились с волосами, и Рон вдруг подумал, что практически смотрится в зеркало. Черты лица у парня были совсем другими, но самый главный признак — ярко-рыжие волосы — казался настолько «своим», что ему стало неловко. Он предпочитал совсем другой тип. До этого ему и в голову не приходило, что у него вообще могут быть предпочтения в этом плане.
Рон моргнул. Чушь какая-то! О чем он вообще думает? Какая разница, что этот потенциальный… что этот напарник по танцам тоже рыжий? Он не ждал увидеть на его месте никого конкретного (ждал, ждал) и… не должен был удивляться.
Все внутри буквально вопило, что что-то не так. Рон вдруг отчётливо ощутил на себе чужой внимательный взгляд со стороны и повернул голову, сосредоточенно всматриваясь в беснующуюся толпу. Жёсткие пальцы настойчиво потеребили его за плечо, Рон вздрогнул, осознавая, что перестал танцевать. Наткнулся на недоуменно-вопросительный взгляд рыжего. Тот, едва встретившись с ним глазами, потянулся вперед — Рон резко отшатнулся и выдавил виноватую улыбку. Не настолько ему не хватало человеческого тепла, чтобы целоваться с первым встречным.
Осознать он это успел, но слишком поздно, тело отреагировало раньше — он схватил рыжего за руку и потянул в сторону, прочь из центра, где они неведомо как оказались, и сам не знал, куда идёт. Он постоянно натыкался на танцующих, неловко тащил парня на буксире, иногда довольно грубо дергая бедолагу, и все было не так, как нужно. Перед глазами снова мелькнула белобрысая шевелюра — где-то в отдалении, а затем ближе, ближе, но Рон так и не видел лица её обладателя. Наваждение?
Он остановился.
Выпустил руку рыжего, повернулся (никакого зеркала!) и уверенно произнес:
— Извини, может, в другой раз, — и пошёл прочь, даже не взглянув на него и нисколько не чувствуя угрызений совести. Ему нужно было проверить кое-что… убедиться…
Белобрысая шевелюра, словно дразня, всё время маячила перед глазами, но урывками, перемещалась то правее, то левее, потом снова затерялась в толпе. Рон еле сдержался, чтобы не погнаться за ней. Вместо этого подскочил к стойке, повел глазами в поисках своего едва начатого коктейля — не зря тот казался подозрительным, Рон странно себя чувствовал и не был уверен, что это ему нравится — у него, походу, уже просто галлюцинации начинались!
Почти вслепую нашарив бокал, он стиснул его враз онемевшими пальцами и растерянно рухнул на высокий стул, тяжело отдуваясь, словно пробежал кросс. Обернулся на танцпол. Будто издеваясь, искомая шевелюра мелькнула еще раз, но владельца по-прежнему было не разглядеть: в глаза били софиты и раздёрганный свет разноцветных ламп, вызывая резь. Рон зажмурился на секунду, стискивая кулаки и приказывая себе успокоиться. Нет там никого, это его больная фантазия!
Помассировав виски, он наконец приоткрыл веки и уставился перед собой, не замечая, как у него приоткрывается рот. Прямо по курсу, буквально в двух ярдах, стоял он… плод его больной фантазии. Рон машинально ещё несколько раз зажмурился и даже ущипнул себя за запястье, но видение и не думало исчезать, и в конце концов пришлось признать: это вовсе не обман зрения. Это был Драко Малфой: стоял, чуть наклонив голову и прищурившись, и рассматривал его.
Невольно подавшись назад — куда было пятиться, сидя на узком стуле за барной стойкой? — Рон слабо улыбнулся, не зная, как себя вести. И не зная, чего именно ждать. К счастью, всё это — как и обычно — знал Малфой. Даже не думая снова исчезать в толпе, чего Рон втайне опасался, тот выпрямился, принимая небрежную позу, скрестил руки на груди и уставился с нечитаемым выражением лица.
Рона ударило одновременным облегчением и чувством вины, он приподнял руку с бокалом, салютуя. Он понятия не имел, как Малфой отреагирует на это… не-извинение? Приглашение? Что сделает? — и затаил дыхание.
Драко улыбнулся и двинулся к нему.