Голос Мелины дрожит, глаза – давно мёртвые, расширяются:
–Он же здесь…а как он?
Персефона вздрагивает. В сердце её укол жалости. Укол жалости к Аиду. Они на Олимпе, они в пирах. А Аид? Он редко когда появится, а в остальное время хлопочет здесь. Здесь, в этом царстве, в этом ужасном царстве…
Мелина умна. Она знает, что мать Персефоны – Деметра – добродетельна и милосердна. Значит, Персефоне можно попробовать внушить сочувствие. Мелина умна, но ум её ничего не стоит. Капелька за капелькой тает вечность, ещё несколько десятков лет Мелина будет юна, а потом – вечный сон, вечный сон в царстве Аида.
Сон, из которого Мелина не выйдет, но, может быть, выйдет сама Персефона?
***
–Я тебе противен? – Аид холоден и спокоен. Он научился давно скрывать свою душу, но Персефона делает свои выводы. Она видит – её не трогают, не обижают, не принуждают ни к чему. Может быть, с Аидом можно договориться? Персефона прерывает свой молчаливый протест и отвечает:
–Нет.
Это правда. Теперь, видя его так близко, Персефона замечает, что весь облик Аида привлекателен, только взгляд какой-то усталый, и в целом в нём какая-то мрачная серьёзность, чужая ей по молодости и неопытности жизни.
–Ты хочешь домой? – спрашивает Аид. Его голос всё также спокоен, но то, как он произносит это «домой» вызывает в Персефоне лёгкий холодок.
–К маме, – отвечает она. – Верни меня, прошу.
Аид вздрагивает. В его власти сейчас Персефона. Он здесь закон и никто не может ему помешать ни в чём. Даже если сейчас сюда явится Зевс – это уже ничего не решит. Но он не явится. Зевс не любит смерти. Зевс её боится, хотя и происходит от бессмертья.
Аид может сделать всё, что угодно, но не делает ничего, только спрашивает:
–Тебе здесь настолько плохо?
–Здесь не мой дом.
Дом… Аид забыл уже это слово. Оно ему не нужно. Он заменил его на «приют». Приют душ. Приют милосердия. Приют покоя.
Персефона что-то читает в глазах Аида, в усталых и серьёзных, и неожиданно добавляет, не то в испуге, не то в сочувствии:
–Просто я здесь чужая. Там солнце…
Аид не отвечает. Он молча касается ладонью её щеки и Персефона замирает. Ужас сковывает её лишь на мгновение, а затем проходит. Аид усмехается, отнимая ледяную руку от её горячей щеки, с удивлением смотрит на пальцы – слёзы…её слёзы.
Персефона больше не просит, а Аид больше не спрашивает. Круто повернувшись, он уходит прочь от неё, оставляя её в заточении, сам оставаясь в незримом плену своего поступка.
***
–Ты вернёшь её! – голос Зевса уже здесь. он долго успокаивал Деметру, пытался уговорить её, но она обезумела, и, потеряв любимую дочь, забыла свои обязанности. – Поля гибнут! Фрукты и овощи не растут. Люди голодают! Ты вернёшь ей Персефону!
Аид согласен. Он вернёт Персефону. Но не потому что так хочет Зевс, и не потому что Деметра забыла свои обязанности и теперь людские души пополняют царство Аида, сражённые голодом, а потому что Персефона не хочет здесь быть. он может её неволить, наплевав на всех – даже Зевс сюда не сойдёт, а предпочтёт скорее, решать проблему на полях, но он вернёт её.
И единственное, что радует его – это то, что Зевс теперь вынужден унижаться. Зевс не хочет работать и возвращать полям и лугам цветущий вид, хотя, конечно, может. Но нет, не будет… он предпочтёт унижаться перед братом, которого ненавидит и опасается.
–В конце концов, как ты посмел? – злится Зевс, но злость его показная. Никогда Зевс не проявит гнева открыто к Аиду.
–Кто бы говорил! – отвечает Аид холодно. – Не ты ли, Зевс…
–Ладно-ладно! – голос Зевса, обрушившийся с высот, сразу же теряет даже нотки злости и тут же делается примиряющим, – пусти Персефону, пусти и проси чего хочешь.
Чего хочешь? Он её и хочет. Хочет, чтобы она осталась. По своей воле осталась. Была здесь, была с ним.
–Я подумаю, – отвечает Аид и поводит рукою в воздухе, обрывая голос Зевса. Посейдон не посмеет, а Аид легко. Зевс ему не владыка.
–Вы её…отпустите? – Нибериус слышал всё, и его вопрос – это вопрос, полный изумления. Неужели и Аид?..
–Она вольна, – коротко отвечает Аид. Он может не отвечать слугам, но Нибериус – его правая рука. – Она не хочет здесь быть. Я не чудовище.
–А я чудовище! – Нибериус встряхивает головой, а затем достаёт из кармана своего плаща плод – гранат, режет его пополам, подаёт половинку Аиду. – Я чудовище…
Аид знает силу этих гранатовых зёрен. Пожалуй, это единственное гранатовое дерево, которое растёт в подземном царстве. Коварное растение. Когда-то сам Дионис, по пьяному делу забредши сюда, пролил здесь кровь. Его потом Аид выгнал и гнал ещё долго трёхголовыми псами наверх, но кровь впиталась, и явила чудо. Аид знает ему цену. Съешь три зерна – и ушедший с горем, обретает мир; съешь семь зёрен – выйдешь на время, но вскоре захочешь вернуться, истосковавшись в мире живых; съешь одиннадцать зёрен – и ты уже мёртв и надёжно навек упокоен; тринадцать – и тень твоя тебе не принадлежит.