Неожиданно где-то вверху щелкнул микрофон и низкий, с хрипотцой голос нараспев спросил:
— Чего тебе надобно, старче?
Полынцев, подняв голову, заметил под дождевым козырьком, в самом углу ворот, черный глазок видеокамеры.
— Здравствуйте, я по важному делу к вашему руководству, откройте, пожалуйста, двери.
— По какому такому делу? — уточнил невидимый собеседник.
И пока участковый объяснял телекамере причину своего визита, проходившие мимо граждане были твердо уверены в том, что сотрудник обращается с просьбой к Всевышнему, причем делает это убедительно, импульсивно, размахивая руками и, тыча в небеса, какими-то документами.
В конце концов, получив разрешение на вход, Полынцев оказался на территории базы. Все здесь напоминало маленькую, ухоженную воинскую часть: кирпичное трехэтажное здание казарменного типа, аккуратные газоны с подстриженными кустиками, небольшой плац, спортивный городок, и даже полоса препятствий с барьерами, 'змейкой' и канатной переправой на растяжках.
Земин встретил гостя приветливо: усадил в кресло, налил чаю, внимательно выслушал. Узнав о смерти бывшего коллеги, достал из холодильника бутылку водки, налил по сто грамм…
— Я еще начальником отделения был, когда Берцов на службу пришел, — выпив рюмку, начал командир, — вместе отвоевали и первую Чечню, и вторую, Славка даже в плен угодил однажды, правда, ненадолго, сумел бежать — местная девчушка помогла. С собой ее потом забрал. Н-да… Когда из последней командировки домой приехал, узнал, что жена с каким-то коммерсантом снюхалась. Долго разбираться не стал, отшиб донжуану яйца и развелся. А там, скажу я тебе, закрутилась целая история. Оказывается, у бизнесмена этого, от удара, что-то в мошонке разорвалось, не знаю, что именно, но все мужские способности у парня, как корова языком смахнула. Прокуратура, естественно, тут как тут: собрала материалы, возбудила уголовное дело, выписала санкцию на арест. Тяжкий вред здоровью — это ж серьезная статья, на хороший срок тянет. Долго мы тогда нашего Анику-воина отмазывали, пришлось даже в участковые сослать, вроде как в наказание. Но ничего, отстояли. А он доволен, сошелся со своей чеченкой и жил без печали. Да и не чеченкой она оказалась — русской, просто застряла в Урус-Мартане еще с советских времен, выехать не сумела. И хорошая семья у них получилась, дружная, оно понятно — через такие испытания вместе прошли. А вот, смотри ж ты, как все обернулось. Н-да… Что касается убийства, то резаное горло — это характерный для духов прием, поэтому говорить о кавказском следе здесь вполне допустимо. Давай теперь подумаем, как сделать ответный ход. На подозреваемого уже что-то есть, или пока только предположения?
— Мне скоро должен перезвонить напарник, — посмотрел на часы Полынцев, — у него все данные.
— Мне тоже должны звонить из Чечни, — кивнул Земин. Разливая по-второй, подождем вместе…
Камуфлированный УАЗ с воем рассекал вязкий туман кавказского утра. Маленькая русская машина, нелюбимая на Родине за жесткий ход, неказистый вид и слабый двигатель, здесь выполняла такие задачи, которые западным джипам даже в кошмарах не снились. Потому что здесь она была солдатом — русским солдатом: неприхотливым, выносливым и неустрашимым. В нее стреляли, подрывали на фугасах, жгли из гранатометов, но она снова и снова возвращалась в строй, вынося бойцов из-под огня, закрывая от пуль, доставляя помощь. На ее теле не было живого места, и камуфлированный цвет получался сам собой — краска просто отслаивалась от постоянных ударов, оставляя на корпусе рыжие проталины. Но никто не спешил их закрашивать, потому что это были знаки отличия, знаки доблести.
Машина шла приземисто и мощно, разрывая бампером воздух, вздымая и отбрасывая его назад, выдавливая капли влаги из встречных потоков. Горячий радиатор плавил туман, врезаясь в кисельную массу, раздвигая густую пелену и высушивая липкую морось. Мотор грозно рычал, капот плотно сжимал металлические губы, фароискатели исподлобья глядели на дорогу.
В кабине сидели четверо: один крутил баранку, трое других сосредоточенно вглядывались в окна, держа наготове снятое с предохранителя оружие. Шум мотора и грохот кузова глушили любые звуки, но только не писк автомобильной рации. Тональный вызов несколько раз противно ойкнул, и динамик захрипел голосом командира сводного отряда СОБР:
— Колдун, Колдун — Туристу на связь.
— Колдун слушает, — ответил молодой капитан с обветренным лицом, бугристыми плечами и сбитыми костяшками пальцев на руках.
— А ты сейчас где?
— Иду по трассе на Гудермес, я же вчера предупреждал, что с утра поеду за приказами в штаб.
— Да я помню, помню. Просто здесь московские собровцы, подошли, хотели до Аргуна проскочить, у них машина сломалась, ты вернуться не сможешь?
— Нет, я уже далеко от Грозного.
— Ладно, когда рассчитываешь управиться?
— Думаю, к обеду, если все нормально получится.
— Добро. Не забудь на обратном пути на базар завернуть.
— А что там?
— Как что? Я же просил трусы хэбэшные посмотреть.
Бойцы разом прыснули. Колдун сдержался. В эфир тут же вышел дежурный группировки МВД:
— Может, еще и лифчики будем по рации заказывать?
Теперь засмеялся весь экипаж.
— Мухин, Антонов! — пряча улыбку, беззлобно прикрикнул Колдун. — Доживете до его лет, тоже научитесь здоровье беречь, а сейчас за обстановкой смотрите, скоро зеленка начинается.
Туман постепенно рассеивался, и можно было ехать быстрее. Антиснайперская скорость составляла примерно 120 километров в час. Она, конечно, не гарантировала полной безопасности пассажирам, но шансы на выживание резко увеличивала. История знала случаи, когда машина на полном ходу успевала проскочить мину, которая взрывалась лишь вдогонку. Но такое бывало нечасто.
Увлеченные эфирными разговорами бойцы не заметили, как на задней панели уазика появилось маленькое, диаметром с женский мизинец, отверстие. Его края были вогнуты внутрь и указывали на то, что пуля под прикрытием автомобильного шума незаметно пробила обшивку. Снайпер, видимо, сделал слишком маленький вынос, и выстрел пришелся на пустой конец салона. В следующий раз он должен был исправить ошибку…
— Кажется, пока все спокой… — не успел договорить Мухин, как стекло глухо хрустнуло, и пуля с визгом влетела в кабину.
— К бою! — крикнул Колдун, откидывая флажок фрамуги. — Противник справа, огонь! Леха, гони!
Антонов выставил в раздвижное окно ствол РПК* и принялся резать лес короткими очередями.
— Ну, давай, Ласточка, выноси, — похлопал водитель рулевую колонку, словно шею скакуна.
И 'Ласточка' понесла. Как дикий зверь огласила она зеленку гулким рыком и, втянув в железные легкие воздух, бросилась вперед стремительно, мощно и неудержимо. Колеса бешено закрутились, обжигая асфальт горячей резиной, клапана зазвенели сталью, стрелка спидометра плавно поползла вправо — 100… 110…115… дроссель до отказа… 120 — есть крейсерская скорость! Бойцы открыли кинжальный огонь, гильзы застучали по обшивке, грохот выстрелов сдавил уши.
— Кажется, пробило шину, руль вправо уводит! — заорал водитель.
— Тормози, будем принимать бой! — ответил Колдун, не отрываясь от приклада.
Уазик начал снижать ход, бойцы приоткрыли дверцы. Когда скорость упала километров до 40-ка, Мухин и Антонов спрыгнули на обочину и, перекатившись, заняли круговую оборону. Колдун дождался полной остановки машины и, прикрывая отход водителя, тоже соскочил на дорогу.
— Не стрелять, — крикнул он бойцам, — дайте обстановку послушать.
Лес молчал. Наступившая тишина говорила о том, что это была не засада, скорее всего — местный одиночка, решивший поохотится на случайную цель. Сейчас, наверное, он уже далеко отсюда. Вступать в бой в планы вольных стрелков не входит, после вылазки закопает свою винтовку где-нибудь под деревом и вернется в аул, как ни в чем не бывало.