— Рагу из кролика, — объявила она. — Ещё тёплое, но лучше давай подогреем.
Она указала подбородком в неосвещённый угол комнаты.
— Зайчонок, зажжёшь плиту, ладно?
Когда Нин наконец-то решилась отпустить ручку сумки, Титания заметила под одной из тарелок лист бумаги. Записка от Окто.
Нин обнаружила в углу электрическую плитку, ещё более старую («и ещё более уродливую», — подумалось ей), чем их допотопная машина. Справа была глубокая раковина, в которой стоял тазик с водой (грязной); сверху пылились на крючках кастрюли разных размеров.
— Кто приготовил нам еду? — спросила Нин, поворачивая ручку на плите. — Окто?
Титания не слышала. Облокотившись о спинку стула, она читала письмо.
Внутри лесной дом казался просторнее, чем снаружи. Кроме большого стола здесь была дровяная печь, вокруг неё — четыре кресла, на дальней стене на крючках висела груда разной одежды: соломенные шляпы, дождевики, старомодные куртки, которые, кроме как в деревне, нигде не наденешь. На другой стене Нин увидела календарь и несколько цветных фотографий в рамках. А под лестницей, ведущей на второй этаж, валялись удочки, ящики с инструментами и угадывался силуэт мужского велосипеда с безнадёжно спущенными шинами.
Взгляд Нин дошёл до раскрытого окна с видом на озеро. В Париже ночью никогда не бывало так темно, никогда не возникало этого ощущения помутнения сознания, придавленности, потерянности.
Она поискала в карманах телефон. Только бы мать захватила зарядку!
— Ты догадалась взять…
— В общем, они приедут только завтра утром, — объявила Титания, пряча письмо в карман брюк.
Нин удержалась от того, чтобы спросить, кто такие эти «они». Всё равно мать никогда не отвечает.
— Я знаю, что тебе очень хотелось попасть на праздник, — произнесла Титания.
Говоря это, она взяла со стола чугунную кастрюлю и переставила её на плиту.
— Ясное дело, ты злишься.
Нин пожала плечами. Час назад она готова была придушить родную мать. Но теперь как будто провалилась в другое измерение, и ей стало на всё плевать. Происходило нечто поважнее пропущенного праздника, и девушке ужасно хотелось узнать, что именно.
— У тебя в лицее есть возлюбленный? — вдруг спросила Титания, чтобы не казаться бесчувственной. — Мальчик, который нравится?
— Что-то мне подсказывает, что мы приехали сюда не для того, чтобы говорить об этом, — заметила Нин и всё-таки, хоть это и было абсолютно неуместно, подумала о Маркусе.
— Угадала, — призналась Фея саспенса.
Титания Карельман повернулась к дочери. Нин стала совсем взрослой и красивой. Нет, не красивой: великолепной. Великолепной и фантастической.
— Я должна рассказать тебе одну историю, — произнесла она.
— Мне не привыкать, — пожала плечами Нин.
— Это довольно длинная история, — предупредила Титания.
— Ну, раз мы всё равно здесь, времени у нас, видимо, сколько угодно?
Титания кивнула и тут же подумала, хватит ли одной ночи. Она давным-давно бросила курить, но сейчас ей вдруг мучительно захотелось затянуться.
— Загляни-ка в стенной шкаф у тебя за спиной, — попросила она дочь. — Там Окто обычно прячет свои сокровища.
Нин пошарила рукой в темноте. Шкаф оказался глубоким. Наконец она что-то нащупала. Бутылка вина. И, похоже, последняя.
— «Шато Тальбо» 2011-го, — разобрала она на этикетке. — Это сокровище?
— Возможно, — улыбнулась мать.
Перерывая ящики буфета в поисках штопора и вдыхая аромат кролика с грибами, которым согревалась комната, Титания вспоминала другую ночь. Бессонную ночь тридцатилетней давности. Ночь, которая перевернула всю её жизнь.
Ей никогда не удавалось написать об этом, и теперь она не знала даже, с чего начать. Может, с собственного рождения? Со сквота? Или ещё раньше — со знакомства Роз-Эме с тем, чьё имя вчера утром появилось в газетах? У некоторых историй, как у старых домов, вход так порос быльём, что не сразу отыщешь.
А, вот он, штопор.
— Ну надо же, Фея саспенса! — проговорила она, откупоривая бутылку. — Придумали прозвище, спасибо.
— Нормальная кликуха, — отозвалась Нин. — На твоём месте я бы гордилась.
Титания наполнила свой стакан, и свет лампы отразился дрожащей луной в тёмно-красной глади вина. Детективы, которые она публиковала, очень долго оставались почти никому не известными. Несколько тысяч читателей, один-два перевода, ничего выдающегося. Вплоть до прошлого года, когда вышло «Кровавое дело». Почему именно эта книга вдруг стала так хорошо продаваться? Титания до сих пор не могла понять.