— Зная твои вокальные способности, — Рон ухмыльнулся, — тебе подходит идеально. Эй, больно! — от тычка в бок рыжий не увернулся и зашипел, потирая место удара.
— Сволочь ты, Гарри. Пойду поищу стол с едой, может, еще кого найду.
И кто из нас ещё сволочь? Друга на еду променял. Преподавателей не было видно, хотя лиловый пикси в разноцветных остроносых туфлях до боли напоминает главного поедателя лимонных долек всея Хогвартса. А женщина в костюме книзла, скорее всего, профессор Макгонагалл. Личности остальных присутствующих оставались загадкой. Одна из затемненных частей зала резко осветилось, являя взглядам какую-то музыкальную группу. Студенты закричали от радости. Заиграла музыка. Многие тут же ушли танцевать. А я остался стоять у стены, прислонившись к покоцанной для вида колонне.
— Довольно весёлый праздник а вы скучаете в одиночестве, — неожиданно раздалось сбоку. Обернувшись я столкнулся с устрашающей высокой фигурой в чёрном. Лицо неизвестного закрывала птичья маска с длинным клювом. Чёрный плащ закрывал всю фигуру незнакомца. Какой интересный выбор костюма… даже не думал, что профессора добавили вариант чумного доктора, но, стоит признать, выглядит эффектно. Жутко, но эффектно. Интересно, кто это.
— Я слишком устал для танцев.
— Тяжёлая неделя? — участливо уточнил незнакомый, стоящий слишком уж близко. Я отодвинулся.
— Ну да, гранит науки грызть не просто. Осмелюсь предположить, что вы не ученик.
— Возможно, — не стал отрицать, но и не согласился незнакомец. Поправив устрашающую маску, он облокотился о стену. Пока он выглядел расслабленно, я решил выяснить, кто же он такой.
— Интересный костюм, — бросил я, словно и не заинтересованый собеседником, но тот искоса стрельнул взглядом, приподняв уголки губ в еле сдерживаемой улыбке. Вот же мерзкий тип! Уже раздражает.
— Чумной доктор, если я не ошибаюсь? — не оставлял я попыток разговорить эту недоворону.
— Не ошибаетесь. Вот ведь совпадение: вы — вестник смерти и я тоже, но оба таковыми считаемся крайне незаслуженно.
— С тем, что авгуров обвиняют незаслуженно, я согласен, но чумные доктора… они больше убивали, чем лечили.
— У них не было возможностей современной медицины, но они всё же остановили распространение чумы, разве нет?
— Сложный вопрос, — я замялся. Разговор ушёл куда-то совсем не туда. — Это было очень давно, и трудно сказать, кто в чём помог. Нельзя отрицать только огромную смертность.
— Да, но человечество всё же выжило, и в этом есть заслуга чумных докторов.
— Только если предположить, что они кого-то вылечили. А они занимались не этим. Они не лечили, а уничтожали заразу вместе с её носителями, не обращая внимания на жертвы.
— Жизнь часто ставит людей в ситуации, когда жертвы неизбежны, и в наших руках — эти жертвы преуменьшить или прекратить, но не предотвратить.
— То есть, в вашем понимании, если человек убивает, но предотвращает тем самым большие жертвы, то он является чуть ли не героем?
— А в вашем понимании героем является человек, знающий, что может предотвратить многочисленные жертвы, совершив лишь одно убийство, но не делающий этого, свято блюдя свои моральные принципы? Но в таком случае он становится убийцей уже не одного человека, а многих. Не слишком гуманно.
— Вы уходите в крайности! — разговор становился всё более интересным. Я даже позабыл чувство усталости и желание узнать личность собеседника. Да и о былом раздражении тоже позабыл.
— Наша жизнь одна сплошная крайность. Мы либо живы, либо мертвы, либо счастливы, либо несчастны, либо согласны, либо нет. Вы видите хотя бы в одном варианте компромисс?
— Об этом можно спорить вечно, и так и не прийти к… компромиссу.
— А вы куда-то торопитесь?
— Нет. Я всё ещё надеюсь понять кто вы.
— Так вот чего вы добиваетесь, — кивнул ворон. — Я бы с радостью с вами познакомился, но правила маскарада строго запрещают. И кажется нам придется прервать разговор — дела зовут. Но обещаю утолить ваше любопытство в конце вечера.
Незнакомец слегка склонил голову и ушёл, скрываясь в разношерстной толпе. Какой однако интересный человек. Надеюсь, в конце праздника он действительно представится.
Гермиона.
В отличие от большинства учеников, я радостного предвкушения праздника не чувствовала. Занятия с Беллатрисой шли своим чередом и не были такими мучительными, как самое первое. Профессор давала задания, проверяла их выполнение и закапывалась в ворохе пергаментов и бумаг из Министерства, что доставляли совы по десять раз на день. В эти моменты я могла спокойно наблюдать за ней. Лучше от подобных гляделок мне не становилось. Поэтому к вечеру я пребывала в задумчиво-меланхоличном настроении и даже не хотела идти.