Выбрать главу

Билли, прижав руки к груди, откровенно рассматривала его.

— Вы настоящий мужчина, не так ли? — усмехнулась она. — Высокомерный, богатый, самонадеянно убежденный в том, что у вас на все есть ответы.

— Если вы так считаете… — согласился он все с той же насмешливой улыбкой.

— Да, считаю, — оборвала она его и плотно сжала губы, чтобы не наговорить еще больше колкостей.

Удивительно, но он улыбнулся, и такой светлой улыбкой, что Билли почувствовала странное волнение. Смущенная, она отвернулась, скользя взглядом по вытоптанным клумбам и поврежденным кустам. Чуть подальше ухоженная лужайка спускалась к фруктовому саду — вперемежку деревья и ягодные кустарники. Эту часть злоумышленники почему-то не тронули, и сейчас она резко контрастировала с цветником.

Трэвис Кент проследил за ее взглядом.

— Да, это что-то настоящее, — сказал он мягко, становясь рядом с ней. — Я купил эту землю единственно из-за фруктового сада.

Билли заглянула ему в глаза. Неожиданная близость этого человека лишила ее присутствия духа.

— Вы имеете в виду, что собираетесь сохранить сад? — глупо спросила она.

— Конечно. Не говорите, что вы удивлены. Даже высокомерный Трэвис Кент знает, когда надо склониться перед природой.

— Я рада, — одобрила она, не обращая внимания на ироничность его слов. — Я говорю о фруктовом саде. Когда я была ребенком, то с детьми из соседних деревень часто гуляла в этом саду. И мы не причиняли ему никакого вреда, — добавила она с вызовом, — хотя и считались сорванцами.

— А у вас есть братья и сестры? — выпытывал он, словно не заметив этого вызова.

— Нет. — Билли слегка улыбнулась. Она была единственным ребенком безумно любящих родителей — одиноким ребенком во многих отношениях. Правда, это в какой-то степени компенсировалось, так что для жалости к себе у Билли не было оснований.

— Тогда вам повезло. Я вырос в рабочем городке и никогда не мог свободно гулять так, чтобы возвращаться домой чумазым, но счастливым.

Бедный маленький богатый мальчик, мысленно усмехнулась Билли, но все же эти простые слова тронули ее сердце, которое прониклось сочувствием к одинокому ребенку. Она понимала, что ее первое впечатление об этом человеке могло быть ошибочным. Трэвис Кент совсем не обязательно родился в богатой семье. Он мог оказаться человеком, который, образно говоря, сделал себя сам, который тяжким трудом прокладывал свой путь к вершине. И, похоже, он многого добился в жизни. Земля одна, должно быть, стоит целого состояния, а что касается строения… Было ясно как день, что здесь на реконструкцию и ремонт не пожалели никаких затрат. Нет, скорее всего, Трэвис Кент никогда не знал вкуса бедности. Все в нем кричало о деньгах — от макушки красивой холеной головы до носков итальянских туфель ручной работы. Он богатый человек, это видно невооруженным глазом. И деньги в его семье, она слишком хорошо это понимала, переходили из рук в руки вместе с властью — властью разрушать чужие жизни.

Снова нахлынули воспоминания: отчаянная борьба ее отца за то, чтобы удержаться в бизнесе, на который он потратил всю свою жизнь, боль матери, а потом ее болезнь… Билли тогда ничего этого не замечала. Ей было только шестнадцать, она сдавала выпускные экзамены, и родители тщательно скрывали от нее свои тревоги, лишь бы девочка не пострадала. Поэтому она пребывала в блаженном неведении относительно их проблем. Она была единственной обожаемой дочкой, их маленькой девочкой, и никогда не должна была узнать, насколько плохо у них все складывается. Пока они не подошли к гибели. Пока не стало слишком поздно, непоправимо поздно.

Билли почувствовала, что по щекам у нее потекли слезы, и смахнула их рукой. Трэвис Кент придвинулся к ней ближе. На красивом лице насмешки больше не было, только сочувствие и заинтересованность.

— Билли? — нежно прошептал он. Тембр голоса и интонация, с какой он произнес ее имя, воспламенили ее кровь. И снова так же нежно: — Что с вами, Билли? Скажите мне.

— Зачем?! — возмутилась она, с вызовом глядя ему в лицо. Волна злости снова накатила на нее. — Почему я должна говорить? Почему это должно вас интересовать? — Ноздри ее побелели от гнева. — Вы не знаете меня, и мне не хотелось бы, чтобы узнали.

— Прекрасно. — Он развел руками, и его пытливые глаза прикрылись шторками век. — Если это тот способ, который вас больше устраивает…