"Все верно, в этом суть алокрийской инквизиции Церкви Света. Мои сомнения — грех", — вынес себе вердикт Апор. Он вошел в первую попавшуюся пыточную и выхватил из жаровни прут. Задрав левый рукав рубахи, он вонзил в свое предплечье раскаленный металл.
"Грех".
Раздалось тихое шипение, которое вскоре сменилось свистом и хлопками лопающихся пузырей кипящей кожи. Прут жадно вгрызался в руку, оставляя по краям раны бурлящее месиво из крови и плоти, медленно покрывающееся плотной коричневой коркой, которая трескалась и разбрызгивала желтоватую сукровицу.
Когда Апор перестал чувствовать левую руку, он выдернул из нее прут и медленно выдохнул. В воздухе повисла почти родная для инквизитора вонь горелой кожи и паленого мяса, но сейчас она означала освобождение. За все время собственной экзекуции По-Трифа не издал ни звука и теперь наконец обрел душевное спокойствие. Он выжег отраву сомнений и доказал себе силу собственной веры. Блаженство.
— Генерал, могу я забрать инструмент? — раздался низкий голос из темного угла пыточной.
Каматор Тин, главный дознаватель и второе лицо после Апора По-Трифа в инквизиции алокрийской Церкви. Угрюмый палач, который почти забыл, что такое улыбка. В его обязанности давно уже не входили пытки, да и сам он их терпеть не мог. Но еще больше он ненавидел еретиков, и из-за своего рвения в очищении мира, Каматор лично истязал незадачливых смертепоклонников из катакомб и стоков Донкара. Он собственноручно пытал именно сектантов, но почему — никто не знал. Вероятно, они и стали причиной, по которой он решил посвятить себя Свету. Хотя больше похоже, что инквизиция просто стала оправданием для его мести.
— Держи.
Дрожа то ли от боли, то ли от экстаза, Апор передал орудие пытки.
— Остыл уже, — пробормотал дознаватель, засовывая прут в жаровню.
Он даже не спросил о том, что сейчас сделал генерал и зачем. Его логика проста — если Апор По-Трифа так поступил, то это необходимо. Кроме того, Каматор был занят своим делом. На стене в углу висел окровавленный доходяга, который что-то бессвязно бормотал и истерично посмеивался.
— Сектант? — кивнул в его сторону Апор.
— Да. Для Алокрии настали тяжелые времена, и они это чуют. Вылезают из своих вонючих подземелий. Крысы…
— И как?
— Тяжело с ними, — Каматор с хрустом потянулся и достал прут, который успел снова раскалиться. — Устал. Они только радуются боли и восторгаются смертью. Да и кончаются быстро, посмотри на него — кожа да кости. Но сейчас я…
— Оставь его, у нас есть дело намного важнее.
Дознаватель остановился и послушно положил инструмент обратно в жаровню.
— Созывай всех инквизиторов, — приказал Апор. — Мы идем в священный поход. Как только все соберутся, сразу выдвигаемся.
Каматор кивнул, подошел к парню в углу, прошептал: "Виновен", — и коротким движением свернул ему шею. Вытерев руки, он вернулся к генералу.
— Куда?
— Силофские горы. Уничтожать Светоносных монахов, отступников, — коротко ответил По-Трифа, придерживая левую руку, которая навсегда потеряла чувствительность.
Главный дознаватель снова кивнул и вышел из пыточной камеры, обозначив свое крайнее изумление лишь слегка приподнятой бровью. Лишние вопросы ни к чему. Ведь его логика проста — если Апор По-Трифа так поступает, то это необходимо.
Глава 12
Комитет редко собирался в полном составе, в основном все вопросы Шеклоз Мим, ставший негласным главой нейтральной стороны алокрийского конфликта, решал лично с каждым из комитов, в зависимости от того, что требовалось сделать. И подозрения насчет истинных целей главы Тайной канцелярии со временем стали возникать не только у Касироя, который хотя бы был частично посвящен в его планы.
Пришла пора решительных действий, и поэтому Шеклоз собрал всех комитов и наместника Евы во дворце. Раскрывать карты — это всегда большой риск, особенно в таких опасных играх. Но настал тот момент, когда вслепую использовать своих коллег он больше не мог. Если все получится, то часть инициативы в новом общем деле будет переложена на плечи всех членов Комитета. Шеклоз все же не всесилен.