На казнь
Как трудно идти с высоко поднятой головой
И связанными за спиной руками,
И видеть как в лужах перед тобой
Месит небо толпа сапогами.
Как грязь от резиновых стоптанных ног
Взлетает все выше, все выше, все выше
И на эшафот. Пусть подводят итог
Ротозеи с соседней крыши!
Я смотрю им в глаза. Только страх и упрек
Мне за то, что умру гордо, резко.
Здравствуй Вечность! К тебе на порог
Прибывает ночная невеста.
Эфемерный мир
В этом мире тайных знаков,
Пересудов и причин,
Заменить решили как-то
На бумагу кирпичи.
Из картона строят дачи,
Храмы, площади, дворы,
И песочницы в придачу
Для веселой детворы.
Странен был картонный город.
На картонные дома
Наносили в спешке скоро
Мимоходом имена.
Тушью, темперой, гуашью:
Получился яркий мир.
Только дождь прошел и в кашу
Странный город превратил.
И пошли печально люди
Жить в кирпичные дома.
Только память не забудет
На картоне имена.
В рассвет
Я теперь одиноко уйду.
Будет улица. Будет дорога
Утопает в осеннем бреду
Недопитая кем-то тревога.
В лужах - небо. Они - зеркала,
Отражают неспешно прохожих.
Над водой моя тень проплыла,
На размытое утро похожа.
Гаснет в окнах разбуженный свет,
Словно тайной окутает дымка.
Я уйду одиноко в рассвет,
Мимолетно. Легко. Невидимкой.
Ощущение
Еда не имеет вкуса,
Снам не хватает смысла.
Можно сказать - грустно
Плетью душа повисла.
Можно сказать будни
Стали еще серее.
Улицами безлюдье
Чувствуется острее.
Тайну теряет слово
Голос – на тон тише.
Города средь пустого
Я становлюсь лишней.
Пилигрим
Черный всадник, черный рыцарь.
Глаз холодный антрацит.
Скачет он и в пыль границы
Междумирья. В пыль гранит.
Все лишает всадник смысла:
Детский смех, восход звезды.
Властью ангела Денницы
И проклятьем сатаны.
Неподвластный, недоступный
Полу женский нервный лик.
Иногда же бесприютный
В грязном рубище старик,
Проходящий гордо мимо
Смертных судеб и домов.
И звучат неумолимо
Звуки ангельских шагов.
Старуха
Холодный ветер, мокрый листопад,
Морщинистые, мерзнущие руки.
И, как упрек, желтеет из заплат
Трясущаяся плоть немой старухи.
Чернеют тучи. Горсточка монет.
Старуха в полудреме, и усталость,
Укроет плечи как промокший плед,
Чтобы спала, спала, не просыпалась.
А в небесах далеких воронье.
И босиком по лужам мимо дети.
А дождь все льет, все льет, все льет, все льет,
Смывает слезы, грязь, дыханье смерти.
Девушка
Она шла словно кукла. Был дождь в волосах,
И одежда до нитки промокла.
Она шла. В ее синих молящих глазах
Отражались бегущие окна.
Отказалась от имени только сейчас.
Через час отказалась от плоти.
Все банально. Предательство. Ночь на часах.
Он ушел. Так бывает. Бывает и страх
Одиночества в бездну уводит.
Исповедь раба
Я раб. Я был рабом. Рабом умру.
Я попрошайка милостей без воли.
И крохи с барского стола я соберу,
Чтобы просить еще и получить едва ли.
Я ничего не значу. Я ничто.
Без бога я пустое, видно, место.
На небесах оскал и тень крестов,
И тихий плачь заупокойной мессы.
Куда ты скачешь, черный пилигрим?
Неужто рад ты созданному миру?
Придумал антипод себе. Под ним
Пришел другим: зловещим, нерушимым.
Придумал себе имя - Сатана,
И бьешься сам с собой всю жизнь людскую.
И реки крови, кровь течет рекой
И шествуют толпы две за тобой.
Молчит вселенная. ей до возни земной
Нет никакого абсолютно дела.
Что ей планета под одной звездой?
Миг, и планете та уже сгорела.
Остался лишь печальный пилигрим.
И путь пред ним среди дороги звездной.
Никто уже не побредет за ним.
И что-то исправлять наверно поздно.
Бескрайний космос манит чернотой.
Ты в бездну поглощаешь за собой.
Темнеет
Шепчут сумерки кронами спящих деревьев.
Травы пьют из кувшина слепого дождя.
И летучие мыши в полете расправили крылья.
Голубыми глазами небес смотрит мир на меня.
Я опять растворилась в знакомой вечерней прохладе.
Не спешу. И нет мыслей. Легко и светло в голове.
Лечит душу усталую просто прогулка по саду,
В состоянии странном не яви - но и не во сне.
Ветер стих. И гроза укатила на запад.
Догорает в багровом камине закат.
Я оставила все. Это все я отправила в завтра.
И иду в тишине. В темноте. Наугад.