Ты случайно набрёл на мои опусы в сети и завалил письмами. К каждому прилагалась фотография одного из моментов твоей жизни. Не знаю, что именно меня так тронуло в них: эмоции, постановка кадра или как раз то самое пресловутое «умение видеть», но мы встретились.
– Я – скучный? Только честно…
Зря всё-таки согласилась.
«Мой печальный цветок в пыли, ты – великий город. Видишь, я здесь, на твоих улицах. Прими же меня! Дай мне частицу себя!».[9] Лучшие city-stories созданы теми, кто понимает, что фраза «город – возможностей» означает не материальный достаток, а возможность выбирать и проживать тысячи жизней. Я была танцовщицей, секретаршей, менеджером, разработчиком туристических маршрутов на край света, где, конечно же, ни разу не была, дизайнером, сценаристом рекламных роликов, неудавшимся киносценаристом. В одном городе за несколько лет. Неудивительно, что так сильно люблю Москву и хочу написать об этом. Так дай же мне, о великий город, хоть одного персонажа, который будет проситься на киноплёнку, в записную книжку, в сценарий!
Проспект. Люди идут нам навстречу, мимо, сквозь нас, пёстрой толпой из ниоткуда в никуда. Туфли, сумочки, пиджаки, тёмные очки. Армия безликих. Миражи расплавленной солнцем пустыни. А Москва – город-призрак. Она так быстро меняется, что не успеваешь понять её суть. Эклектика и многоликость, как на рекламном плакате «Город – единство непохожих» (всегда искала на нём цветок, похожий на меня). Стеклянные высотки проспекта скрывают за собой узкие улочки с историческими фамильными замками и деревянными, покосившимися домиками; кто-то выходит из BMW в спортивном костюме, а кто-то из метро в маленьком черном платье; каблуки ломаются о брусчатку, кеды оседают и плавятся на асфальте. Лица отражаются в витринах, ускользают, сливаются в потоке теней застеколья. Никто никому не смотрит прямо в глаза. Москва похожа на женщину, у которой слишком много мужчин, потому что каждому из них она дарит то, что он ждёт больше всего. По ней тоскуешь, даже если она спит на твоём плече, ведь по-настоящему твоей она никогда не станет. Будет со всеми и ни с кем, будет разной. Любит саму любовь, а не человека, кто зажег её, чиркнув спичкой. Москва принимает всех, переваривает и растворяет в безликой толпе, и потому здесь так сложно найти героя.
– Город – это люди, которые в нём живут. Всегда мечтала сочинить что-то вроде «Москва, я люблю тебя»[10]. Может, тебе останавливать закат на крышах города? Я, конечно, нашла для тебя острова в Тихом океане, но звучит это неубедительно.
****
Бывает, в нашей жизни появляются люди, рядом с которыми постоянно задаёшься вопросом: Что я делаю здесь с тобой? Мне дорого моё время, чтобы тратить его впустую. А потом они вдруг уходят, и вся жизнь превращается в: Что я делаю здесь без тебя? Если хочу быть с тобой и только с тобой. Ты стал для меня таким человеком. Мне всё чаще снится ...
Июль. Один из тех немногих выходных дней, когда весь город уехал на дачу. Тишина и пустые трассы. Закат захлебнулся в жёлтом тумане. Снова горят торфяники. Дым крадётся между домами, словно пытается захватить весь мир. Горизонта больше нет. С крыши проспект напоминает апокалиптический мир из очередного киношного блокбастера. Кажется, что рекламные щиты отражают проспект, как зеркала.
– Да… В таких декорациях снимают кровавые битвы, а не сцены любви. Но можно хотя бы репетировать. Придумала слова, которые должен сказать тебе? То есть ей?
Стоишь у самого края крыши и смотришь вниз. Мне страшно даже пошевелиться. Где-то читала, что страх высоты есть обратная сторона стремления к совершенству. Страх падения, страх ошибки. Знаю, что нельзя всегда быть на высоте. Но мне всё давалось легко, всё получалось. С тех пор, как выиграла конкурс сценариев, и на Первом канале вышел мой рекламный ролик, мир изменился. Мне говорили: «Давай! Ты – талантлива». И я поняла, что хочу большего: писать для кино. Но творчество совершенно иной путь. А с тобой мне было не по пути, не получалось.
– Ты хочешь собрать всех женщин в одном лице. Так не бывает. Слова, которые скажешь одной, нельзя повторять другой – не поймёт, не услышит. Не может фотомодель сочинять стихи, образы жизни разные. Выбери одну из них. Тогда я напишу именно те слова, – им поверят и она, и зрители.
– Но это же кино, а не жизнь. Я хочу снять такой фильм, чтобы миллионы девушек и юношей, посмотрев его, научились мечтать. Не нужно показывать жизнь, как есть, её можно придумать. Не важно, какой пастой чищу зубы. Важно, как буду улыбаться в кадре.
– Только в Каннах, куда ты так рвёшься, в кадре как раз зубы чистят. А в сказки больше никто не верит.
– Тогда это уже не искусство. Потому что искусство – это красота.
– Да? А ты знаешь, как оно родилось? В каменном веке рисовали животных на стенах пещеры и метали в них копья, чтобы охота была удачной. Люди поверят твоей мечте, если она будет реальной. Я своих убийц писала по колонкам криминальных хроник в газетах, сценарий не приняли. Ты совершаешь ту же ошибку. Щербаков прав, настоящая драма всегда разыгрывается на лестничных площадках самых обыкновенных домов. Первый шаг ты сделал: отказался от островов в океане. Теперь осталось выбрать девушку не с обложки журнала, а ту, что рядом, ходит по тем же улицам. Расскажи мне о ней.
Ты глубоко вздохнул и замолчал надолго, и тогда мне вспомнился Фанте:
«Что касается вашего вопроса о знании жизни в целом и женщин в частности, у писателей, как правило, гораздо меньше жизненного опыта, чем у прочих, по причине того, что быть в двух местах одновременно невозможно. Или вы сидите перед пишущей машинкой и работаете, или вы активно живёте и набираетесь опыта. Поэтому раз вы имеете потребность писать, а для того, чтобы писать, необходим жизненный опыт, вам стоит научиться обходиться малым. Добиваться многого, исходя из малого,– это и есть формула писательского труда»[11].
– Хочешь читать мои книги? Бери. Только не разгибай уголки страниц. Иначе я забуду, что думала при чтении. Мысли – как птицы, стоит разогнуть страницу – улетят.
Через неделю ты вернул мне книгу, добавив в ней своих «уголков».
Мы решили начать с малого: собирать твои воспоминания по капле, как дождевую воду, чтобы смешать правду и вымысел в напитке романтики.
****
Шли дни, шёл дождь. Мы часами сидели на твоём балконе, пили чай с кардамоном и разговаривали. В нашем городе миллионы окон, и в каждое из них стучалась потеря. Но трагедия всегда случается только с нами, иначе это как бы миф, в который не веришь. Беда стороной – не беда. Память расставляет всё на свои места. То, что казалось важным, теряет значение. То, что хотим сберечь, растворяется. То, что хотим забыть, упорно пробивается в жизнь, словно цветок сквозь трещины в асфальте больничного дворика.
Ты навещал маму в больнице. Вместе с ней в палате лежала девушка. И ты слышал, как она говорила по телефону:
– Какая разница, жива я или нет, если мы всё равно не вместе?
Когда зашёл к маме на следующий день, койка девушки пустовала. Медсестра буднично взбивала подушки. Понял, что у каждого человека свой мир, реальности не пересекаются, если люди не с нами, их не существует вовсе. Ощутить боль потери можно, только глядя на пустую койку. Её парень не навещал её в больнице, бросил. А она умерла во время операции: остановка сердца. Её никогда не было с ним рядом. Вскоре там появилась другая пациентка.
Через год в той же палате от рака умерла твоя мама. Отец сделал для неё всё, что мог, но этого было недостаточно. После ужасов больницы: безнадёжности пустых коек, бесконечных коридоров, дрожащего и гаснущего света, часов ожидания в неизвестности… – вы вышли на улицу и вдруг увидели цветы на асфальте. Яркие, красивые. Ты не знал, почему запомнилось именно это. Но спустя два года закончил режиссёрскую мастерскую при ВГиК и решил снимать фильм о красоте и романтике.