— Он, старый, лысый и толстый… господин. А ещё у него красный нос.
Нелиссе довольно явственно мыкнул.
— Говоришь, старый и с красным носом? А не было ли у него молодого помощника?
— Высокого? — радостно вскрикнул Серёжка и тут же прикусил язык. Даже если Балис Валдисович добрался до города, не стоит про него рассказывать этим людям. Они — не друзья.
— Нет, среднего роста.
Мальчишка добросовестно наморщил лоб. Балис Валдисович — высокий, Мирон Павлинович — никак не молодой. Наромарт… Это даже не смешно. Может быть, дядя Рионы? Ну, да, он молод, моложе Балиса Валдисовича. И рост у него средний.
— Рыжего, — вдруг добавил стражник и Серёжка почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз. Рыжих знакомцев у него в этом мире, если не брать в расчёт Кау, не было. Значит, это не свои, значит, пока не нашли. А ведь казалось…
— Так что? — нетерпеливо переспросил инквизитор.
— Я не знаю… господин. У управляющего был помощник, но он высокий, как Шипучка.
— Какая ещё шипучка?
— Это ящер, вместе с которым продали этого раба, — пояснил Луций. — Семь песов будет. Явно не тот, кто приходил.
Сердце Серёжки снова лихорадочно забилось. Но теперь не от волнения, а от радости. Кто-то приходил в школу и интересовался им, Серёжкой. Так или иначе, но это могли быть только друзья. Мало ли, кто этот рыжий. Главное, Балис Валдисович и все остальные где-то рядом. Значит, осталось потерпеть ещё немного. Ну, не может быть, чтобы всё это оказалось стечением обстоятельств. Должно же, наконец, и ему повести, хоть самую капельку.
Отец Сучапарек устало махнул рукой.
— Пусть идёт прочь. Этот дурак тут не при чём.
В другой ситуации инквизитор непременно бы приказал отвесить мальчишке с полдюжины плетей — чтобы языком быстрее ворочал. Но сейчас этот разговор не следовало даже и начинать: Луций очень болезненно реагировал на попытки "причинить ущерб" собственности школы. Соглашаясь на допрос мальчишки с пристрастием, он вынудил отца Сучапарека дать обещание, что, если Шустрёнок окажется невиновным, то инквизитор прочитает над ним целительные молитвы. Отношение к дару богов словно к рыночному товару возмутило инквизитора до глубины души, но слово пришлось дать: если старший гражданин заартачится, то для допроса раба в приказном порядке нужно получать разрешение префекта города, а с благородным сетом Кермием Мерком у Верховного Инквизитора Толы отношения были далеко не простыми.
В общем, пусть мальчишка убирается с глаз не поротым и благодарит богов за счастливое избавление.
Серёжка же, услышав слова «отца» Сучапарека и увидев жест ланисты Луция "пошел прочь", и вправду взлетел на седьмое небо от счастья. Покинуть Двор Боли целым и невредимым он не рассчитывал и даже не сразу поверил, что это произошло. Окончательно его убедил в реальности происходящего лёгкий толчок в спину, которым стражник дал понять, что надо быстрее шевелить ногами. Настроения это ничуть не ухудшило. Серёжка бросил последний взгляд на стол для порки, на валявшуюся там плеть, подавил в себе дурашливое желание показать ей язык ("опять не достала") и бодро зашагал к выходу. Хороший был сегодня день: и начался, как надо, и продолжился, а теперь вот на его долю пришлись ещё две больших удачи: он узнал, что друзья наконец-то его нашли и пытаются выручить, да ещё и счастливо избежал приготовленных для него наказаний.
Давно уже на лице Серёжки Яшкина не было такой широкой и весёлой улыбки.
Остаток вечера настроения не испортил, хотя без мелких неприятностей всё же не обошлось. Вен и синие ожидали мальчишку во дворе. Пока доктор выяснял, в чём причина неожиданного вызова у охранников, Серёжка поделился историей с ребятами. Разговор со стражником, оказавшимся вовсе не стражником, а страшным инквизитором, произвёл на юных гладиаторов сильное впечатление. По-своему проникся проблемой и Вен. Закончив разговор с Нелиссе и его напарником, доктор подошел к сразу притихшим ребятам, многозначительно помолчал, а затем заявил:
— Вот что, Шустрёнок, что-то ты очень шумный. Слишком шумный.
Серёжка, как всегда таких случаях, уткнулся взглядом в землю и промолчал. Это в школе можно было попытаться объяснять учителям что и почему. А Вен — не классный руководитель, понимать не станет.
— Постоянно в какие-то неприятности лезешь… — продолжал ругать доктор.
Мальчишка молчал, хотя очень хотелось сказать, что самостоятельно он в историю влез только один раз: с драконом. Во всех остальных случаях лезли к нему. А он что, должен молчать и терпеть? И вообще, он в эту гладиаторскую школу не просился. Сам взяли, пусть теперь и мучаются.
Последняя мысль настолько не вязалась с его нынешним положением, что Серёжка невольно хмыкнул, а его рот сам собой растянулся в улыбку. Вен этого, к счастью не заметил.
— …думаешь, ты — герой? Отвечай.
Серёжка ковырнул каллигой землю и, не поднимая головы, пробурчал:
— Ничего я не думаю. Какой из меня герой…
— Тогда — хватит тут свой характер показывать всем подряд. Чтобы был тише воды и ниже травы. Чтобы все забыли о том, что есть такой Шустрёнок. Понял?
— Понял, господин доктор, — вздохнул Серёжка. И даже без всякой паузы. Потому что тут даже спорить было не о чем: приказ воспитателя было выполнить всё равно невозможно. Ну, не таким человеком уродился Серёжка Яшкин, чтобы от неприятностей прятаться и таиться. Вот только сейчас это было надо. Потому что совсем рядом были друзья, прошедшие длинный путь, чтобы освободить его из плена. И помочь им он мог только одним: привлекать к себе как можно меньше внимания. По смешному стечению обстоятельств именно этого сейчас требовали от него и хозяева. Что ж, если постараться… На два-три дня его, наверное, хватит. А за это время Балис Валдисович и его друзья должны придумать, как вытащить Серёжку из этой школы.
— Так-то лучше, — проворчал Вен. Судя по тону, доктор был явно доволен покладистостью строптивого мальчишки. — Возьмись за ум и трать свои силы куда надо — из тебя отменный гладиатор получится. Не хуже остальных.
Синие ответили тихим, но довольным одобрением.
— А теперь все в бассейн и на массаж. Биньнинг, поможешь Шустрёнку перед бассейном упражнения на гибкость сделать.
— Да, господин доктор.
— Господин доктор, — вмешался Морон, — Шустрёнок хотел ещё рассказать тебе об одном своём умении.
— Умении? Каком это умении? — озадаченно переспросил Вен.
Серёжка от удивления хлопнул глазами, но тут же вспомнил, о чём речь.
— Я на руках ходить умею, господин доктор.
— Вот как? До ворот дойдёшь?
Серёжка бросил взгляд на выход со двора. Метров пять. Это было даже не спортивно.
— Дойду… господин доктор.
— Давай, покажи!
Разумеется, до ворот Серёжка дошел без проблем. Вен похвалил и повёл синих в бассейн, заставив мальчишку сгорать от любопытства: что ж все так за это уцепились? Подумаешь, ходить на руках. Ведь не боевое же искусство.
Разъяснилось всё, когда ребята начали устраиваться на ночлег.
— Ну, Шустрёнок, теперь ты точно в представление попадёшь, — сообщил Тино.
— В какое представление? — не понял Серёжка.
И ему рассказали, что перед началом гладиаторских боёв на арене происходит небольшое представление: парад участников. Организаторы стараются устроить его как можно более впечатляющим, чтобы привлечь на трибуны как можно больше людей. Естественно, гладиаторы, умеющие делать что-то необычное, что может развлечь пришедших на бои зрителей, обязательно принимают участие в параде.
— Так что, ходить тебе по арене на руках, — заключил Лаус.
Мальчишка промолчал. Новая напасть свалилась настолько неожиданно, что он не мог сразу определить, как к этому относиться. К счастью, время терпело: до ближайших игр оставалось ещё много дней, можно было этим пока что голову не забивать. А вообще день прошёл очень хорошо, даже просто прекрасно, не то, что предыдущие.
— Мне кажется, благородный Луций, ты потревожил меня совершенно напрасно.
Даже чаша отменного вина не улучшила настроения отца Сучапарека. Он раздраженно барабанил пальцами по покрытой дорогим лаком тиковой столешнице. Конечно, серьёзным неприятностями ланисте гнев инквизитора не угрожал: всё-таки старших граждан никто не смел подвергать гонениям без очень серьёзных оснований. Но какую-нибудь мелкую пакость под видом искренней заботы от Сучапарека вполне можно было ожидать. Впрочем, их отношения были далеки от идеальных с того самого дня, когда Луций Констанций отказался передать Инквизиции дракона.