Граница безмолвия: роман
Богдан Сушинский
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Холодный северо-западный ветер, в течение нескольких дней прорывавшийся сквозь невысокую скальную гряду со стороны Варангер-фьорда, наконец-то утих, и теперь июльское солнце прогревало влажный болотный воздух секретного аэродрома с такой щедростью, словно стремилось превратить этот забытый Богом уголок Норвегии в Лазурный берег французского Средиземноморья.
При упоминании о Лазурном береге оберст-лейтенант[1] Хоффнер блаженно повел все еще охваченными летной кожаной курткой плечами, словно уже ощущал на себе умиротворяющее тепло антибских пляжей.
Он, конечно, с удовольствием поменял бы вверенный ему аэродром «Зет-12» на любой, даже самый затерянный в горах уголок Прованса, где когда-то прошло его, германца по отцовской и француза по материнской линиям, детство. Но как только Хоффнер впадал в подобные мечтания, ему сразу же вспоминались слова командира особой группы[2] стратегической разведывательной авиации оберста[3] Вента:
— Вы, дружище, готовьтесь к тому, что вскоре «Зет-12» покажется вам таким же раем, как и ваш Лазурный берег детства.
— Адом вы, конечно, считаете службу в тех эскадрильях, которые сейчас громят русских, добывая себе в боях чины и награды? — иронично поинтересовался Хоффнер.
В свое время они с Вентом служили в разведэскадрилье 2-й эскадры дальних бомбардировщиков и знали друг о друге почти все, что можно было узнать о своем приятеле в эскадрилье, в которой ничего лишнего о сослуживцах не положено было знать под страхом военно-полевого суда. Вот только, в отличие от оберста, Хоффнер никогда не позволял себе извлекать эти сведения из «юношеских», как он называл их, воспоминаний. Хотя в запасе их было немало.
Правда, использовать их в качестве соли на раны собственного командира было еще и небезопасно, однако не извлекал-то их Вильгельм не из страха, а из благородства. Исключительно из благородства.
— Зато у нас с вами, Хоффнер, свои неповторимые служебные достоинства, — отвечал оберст любимой, хорошо всем известной фразой. — Военно-разведывательные… достоинства. На зависть всем прочим дьяволам поднебесным.
— Вот только Геринг почему-то считает, что все эти достоинства мы потеряли еще в «Битве за Британию», — напомнил Вешу оберст-лейтенант.
— Увольте, Хоффнер, увольте! Стоит ли сейчас, когда мы буквально истребляем авиацию русских, вспоминать о какой-то там «Битве за Британию»[4], — болезненно поморщился оберст. — Тем более что Геринг так не считает. Да, не считает, Хоффнер, не считает! — нервно потряс кулаками Вент. — Несмотря на то, что ему немало пришлось выслушать всякого и от командования вермахта, и от Гиммлера, и даже от самого фюрера.
— Именно от фюрера ему большее всего и досталось, — въедливо пробрюзжал Хоффнер.
— Я же всегда утверждал, что это не мы потерпели поражение в «Битве за Британию», не мы!..
Запнулся Вент на полуслове, заметив, что оберст-лейтенант застыл с демонстративно открытым ртом, а на идиотски застывшем лице его каллиграфическим почерком было выведено: «…А кто же тогда?!»
— …Это сама Британия каким-то чудом сумела избежать полного краха в воздухе. А, как вам такой поворот идеологической мысли, Хоффнер?!
— Не вздумайте произносить её в присутствии Геббельса, этого он вам не простит.
— … Причем британцам каким-то образом удалось избежать этого краха даже после того, как потеряли более полутора тысяч своих боевых машин. Просто мы не добили их, этих чертовых островитян, оберст-лейтенант. Не добили — вот в чем наш просчет. Но если бы фюрер чуть повременил с натиском на Россию… Впрочем… — оберст не решился дальше развивать свою мысль, — все это вам давно известно.
— В таком случае назовите хотя бы одно из достоинств, которое бы касалось лично меня, пилота, который уже давно забыл, что он военный, а тем более — «разведывательный».
Не далее как вчера, во время их первой встречи здесь, в штабе разведывательной группы главного командования люфтваффе, то есть стратегической разведки, Вент признался, что, прослушав сводки берлинского радио об успехах германских асов, ему уже стыдно говорить, что свои боевые награды, и даже чин оберста, он получил за участие в «Битве за Британию». Однако теперь Хоффнер понимал, что сказано это было в минуту непростительной душевной слабости.
Иное дело, что Вент не любил летать. Вообще не любил. Хоффнер давно понял, что небо — не та стихия, которая способна пленить Вента. Если бы не стремление к чинам и наградам, он, возможно, вообще никогда не поднимался бы в воздух, особенно когда речь шла о боевых вылетах. Не удивительно, что всю завершающую и наиболее драматическую часть «Битвы за Британию» он охотно прослужил в штабе эскадры, как раз на той должности, от которой вежливо отказался он, «лучший морской кондор-бомбардир»[5] — как величали его друзья — Хоффнер.
1
Оберст-лейтенант — подполковник военно-воздушных сил Германии, то есть люфтваффе (Luftwaffe, что в дословном переводе означает «воздушное оружие»). (Здесь и далее — прим, авт.)
2
Разведывательная (как и морская) авиация люфтваффе не имела (подобно истребительной и прочей авиации) делений на эскадры. Высшей структурной единицей была группа, насчитывавшая до 50 самолетов и состоявшая из штабного звена и трех и более эскадрилий (от 12 до 16 самолетов), а те, в свою очередь, делились на звенья.
4
Под названием «Битва за Британию» в историю Второй мировой войны вошло длительное (с мая 1940 по май 1941 г.) сражение между люфтваффе и Королевскими ВВС Великобритании. Это сражение не сопровождалось ни воздушными, ни морскими десантами германских войск и заключалось исключительно в завоевании господства в воздухе. Как выяснилось, английские самолеты в основном оказались более мощными и маневренными, поэтому военные историки считают, что в «Битве за Британию» рейх потерпел первое серьезное поражение, которое заставило его прибегнуть и к техническому усовершенствованию своей авиации, и к некоторым структурным изменениям в люфтваффе.
5
«Фокке-вульф-200» («Кондор») использовался в качестве разведчика на морских коммуникациях, в частности, в Атлантике. Обнаружив судно противника, пилоты могли сами атаковать его или же навести на него ближайшие субмарины рейха. В то же время их использовали для переброски живой силы. Известно также, что на одном из «Кондоров» в Москву для переговоров прилетал министр иностранных дел рейха фон Риббентроп.